Тайна древнего кургана - Евгений Волков

С самого начала их совместной жизни Алена привыкла обращаться к нему по фамилии, вот и сейчас в трубке Сергей Леонидович услышал знакомое:

— Привет, Сошников, как поживаешь?

— Хорошо живем, хлеб жуем да воду пьем, — отделался он шуткой, но сразу же спросил: — У тебя что-то случилось, Лена?

— Десять дней назад похоронили маму. — Голос Алены дрогнул.

Сошников первым делом принес соболезнования и спросил, не может ли он быть чем-то полезен. Бывшая жена ответила, что организацией похорон, поминок и всего прочего занимался ее старший брат, генеральный директор крупного торгово-промышленного холдинга, прилетевший из Новосибирска.

— Понимаешь, Петя сегодня утром уехал, торопился к своему рейсу в Домодедово, а мне стало так грустно, тоскливо и одиноко… Послушай, Сошников, может быть, хватит тебе валять дурака и пора нам начать все сначала? Приезжай, я тебя жду.

Никогда подобных предложений после развода она ему не делала, даже и близко не было, Сергей Леонидович слегка растерялся.

— Я подумаю, — произнес он после короткой паузы.

— Ну, думай-думай, — насмешливо проговорила Алена, — только не тяни особо, а то ведь у меня и в Москве ухажеров хватает.

И этой глупой фразой все испортила. Хвастовство воспитали у нее родители, — «ты самая-самая, ты лучше всех, ты Принцесса на горошине среди Золушек и Красных Шапочек». Студентка Первого медицинского института Алена Воронина и курсант Симферопольского высшего военно-политического строительного училища Сергей Сошников познакомились летом в Ялте, на автовокзале. Он помог ей поднести тяжелый чемодан от такси к троллейбусу, потом ехали на соседних местах по трассе, пролегающей вдоль морского побережья, в горной части Крыма и в долине реки Салгир, болтали обо всем на свете, будущий замполит шутил, будущий врач громко смеялась. Далее начался почтовый роман, неожиданно для родителей девушки закончившийся свадьбой. Сановный тесть предложил выпускнику СВВПСУ похлопотать о месте в центральном аппарате ГлавПУРа, о чем многие могли только мечтать, но Сошников вежливо отказался. И с тех пор жена нет-нет да и бросала ему в минуты ссоры: «Конечно, мы гордые и независимые, зачем нам большие культурные города — нам бы в глушь, в Сибирь, в ЗабВО или ТуркВО». Все эти претензии копились годами и в итоге привели к расставанию. Вот и сейчас, не удержавшись, она продолжила:

— Ну что ты делаешь в своем Южнограде, Сошников? Проверяешь пропуска на проходной, смотришь по ночам на монитор видеокамеры? Здесь такую работу тоже можно найти.

— Нет, — спокойно парировал Сергей Леонидович, — я сейчас занят другим делом.

— Каким же, если не секрет? — язвительно поинтересовалась Алена.

И услышала в ответ:

— Очень важным: ищу человека.

— Тогда удачи, товарищ подполковник, жду звонка.

Бывшая жена отключилась, а Сошников подумал с самоиронией, что последние его слова прозвучали, как чересчур пафосные. Но с другой стороны, они с Парфеновым действительно искали человека, жизнь которого, если Оксана была еще жива, зависела от их профессионализма. И еще от того, что пожелала Алена. Удача, по мнению подполковника, не была в его работе чем-то неопределенным, случайным, непредсказуемым. Она складывалась из ежеминутных действий, предпринимаемых для решения главной задачи расследования. Большая часть этих действий в итоге оказывалась ненужной, бесполезной. Но какой-то с виду незначительный факт, чьи-то неуверенные показания, оказавшееся неподтвержденным алиби, вновь открывшиеся обстоятельства — все они могли в совокупности и принести ту самую «птицу цвета ультрамарин». Удачу нельзя было ждать, как ждут минуты вдохновения поэты и художники. Ее надо было строить по кирпичикам, добытым оперативной и аналитической работой.

Аркадий Евгеньевич Лонской никогда и никому не жаловался на свои трудности. Помочь не помогут, сделают вид, что сочувствуют, а на самом деле только станут злорадствовать чужим проблемам. В дружбу он перестал верить с детства, так учил покойный отец: «Никому не верь, ни с кем не откровенничай, ни у кого не проси, надейся только на себя». И Лонской не раз убеждался в правоте этих мудрых советов, особенно когда речь шла о бизнесе — модном слове, вошедшем в обиход в конце восьмидесятых годов, в тот переломный период времени, когда закладывался фундамент огромных современных состояний. Впрочем, Евгению Станиславовичу Лонскому не повезло, его обувная коммерция рухнула под ударом финансового кризиса, не выдержав ценовой конкуренции и груза взятых кредитов.

Вскоре после разорения Лонской-старший умер, а сын его продолжил обучать студентов английскому языку и довольствовался скромной, но без особых усилий получаемой зарплатой. И тут в размеренную преподавательскую жизнь вмешался случай. В Южноград по линии культурного обмена приехала большая делегация из Англии, из мэрии обратились в университет, и там рекомендовали Аркадия Евгеньевича как хорошего переводчика-синхрониста. Он к тому же неплохо разбирался в живописи, нумизматике и филателии, проявил себя в общении с иностранцами самым лучшим образом, посетив с ними областной историко-краеведческий музей, картинную галерею и презентацию местного художника-авангардиста, широко известного на Западе. После отъезда англичан на родину Лонского пригласил на беседу известный в городе меценат и предприниматель Артем Петрович Колесников. О происхождении его капиталов говорили всякое, Колесникова в городе не столько уважали, сколько побаивались. Пожилой, франтоватый и вальяжный, благоухающий дорогим парфюмом, Артем Петрович сразу заявил, что на протяжении ряда лет знал отца Лонского и всегда ценил его деловые качества.

«Не повезло Евгению Станиславовичу, но это с каждым может случиться. А вы, Аркаша, сможете вести дела не хуже. Я дам деньги на открытие антикварного салона, это перспективное направление, есть серьезные заказчики, в том числе зарубежные. Владеть будем сообща, в текущие дела вмешиваться не стану, половина ежегодной прибыли — моя. Устраивают такие условия?»

Лонской согласился и не пожалел. Своей семьи у него никогда не было, после смерти родителей жил один в одноэтажном доме на набережной. Торговля предметами старины уже в первые месяцы стала приносить доход, на Аркадия Евгеньевича начали тайно выходить «черные археологи», он несколько раз ездил в Москву и познакомился с отечественными и иностранными коллекционерами, готовыми хорошо платить за предметы старины, в том числе добываемые нелегально. Коллекционеры старинных вещей, с которыми ранее Лонской никогда не сталкивался, оказались людьми необычными, со своими причудами и странностями. Аркадий Евгеньевич узнал об этом сообществе много интересного. Давным-давно, вскоре после войны 1812 года, с разрешения генерал-губернатора Растопчина начали раз в неделю, в воскресенье, торговать на Сухаревской площади награбленным во время французской оккупации города и после ухода французов. С годами Сухаревка превратилась в главный вещевой рынок Москвы — самыми престижными стали палатки букинистов и антикваров, называемых в народе старьевщиками. Что здесь только не продавалось: старинные монеты, кавказские кинжалы и французский фарфор, картины, выдаваемые за подлинники Рафаэля и Тициана, мраморные древнегреческие статуэтки, медные канделябры и часы времен Петра I, средневековые фолианты в кожаных переплетах, редкостные рубли чеканки XVII века…