За Пророчицу и веру - Марик Лернер

За спиной слышался тяжелый нарастающий топот и азартные крики, тем более она в последний момент придержала коня и, лишь миновав ручей и выскочив на другой берег, пнула пятками в бока благородное животное.

Преследователи не стреляли. На ходу не так просто попасть в одиночную цель, да и взять норовили живой, чтоб расспросить. Верховой у нее был отменный, подаренный родителями и преданный как пес. На корабли погрузили мало лошадей, в самый притык, кроме артиллеристов только командиры и их вестовые привезли личных скакунов. Сейчас это всерьез радовало. «Воронья стая» пригнала в первые недели несколько сотен лошадей и тысячи овец с крупным рогатым скотом со всей округи. Но в большинстве это были не породистые кавалерийские, а обычные тягловые. Хороша б она была, удирая сейчас от погони на старом мерине. А теперь пусть догонят!

Дико заржала за спиной лошадь, и, обернувшись, заметила, как та бьет копытами в вязкой глине, лежа на боку. Кажется, кто-то поставил на скорость, за что и пострадал, лежа под тушей. Еще парочка невольно остановилась, чтоб не налететь на рухнувших и не растоптать, только один выскочил на этот берег и мчался прямо за ней. Точнее, чуть наискосок, наперерез, поскольку перешел ручей чуть выше, где он шире, зато почва тверже. Кажется, это был умелый кавалерист на прекрасном животном. Ускользнуть еще можно было, однако тогда пришлось бы идти влево, а там остальные преследователи. Хуже всего, из леса выезжали всадники, и их было очень много. На глаз пара сотен. Это уже не случайная встреча с людоловами.

Она направила коня прямо на врага, в последний момент, уходя от клинка, упала на другой бок, что требовало немалой сноровки на ходу и, пропустив всадника вперед, четко воткнула в нижнюю часть спины свой жутко острый, точила каждый день, меч. Многие косились, не понимая, почему использует не привычную саблю. Но рубиться всерьез со здоровыми мужиками путь к гибели. А ее оружие способно рубить и, что важнее, колоть. Один неожиданный выпад, и поединок закончен.

Убивать до сих пор не доводилось, и хотя острие вошло в тело, будто в привычный тренировочный тюк с соломой, меч чуть не вывернуло из ладони. Хорошо ремешком привязана рукоять. Человек странно хрюкнул и упал на голову коню. Его загорелое и усатое лицо стремительно бледнело. Она ударила вторично плашмя, сбрасывая тело на землю. Добивать как раз не хотела. Он и так скоро помрет, но зато задержит преследователей. Они уже на этом берегу и снова мчатся, расстояние не такое уж и великое. Но бросить роскошного коня было выше сил. Ухватила за повод, одним движением привязала к луке седла и гикнула, посылая вскачь Звезду, названного так из-за пятна на боку. Трофею не нравилось идти сзади, он все время норовил выйти вперед, зато и не сопротивлялся, не задерживая. Породистый скакун мечтал о гонке и получил ее в полной мере.

К колонне она выскочила почти в показанной на карте точке. Передвигаться с большим армейским отрядом в это время не самая удачная идея. Сплошная грязь. Это понимали все. Но приказы не обсуждаются, и румские дороги в очень неплохом состоянии до сих пор, что очень облегчало перемещение.

– Засада впереди, – крикнула на ходу и пронеслась мимо, провожаемая взглядами.

Подлетела к группе командиров, лихо остановив коня в последний момент, и торопливо выложила случившееся, едва дождавшись разрешающего кивка.

– Разведка ничего не заметила, а девчонка обнаружила засаду аж в тыщи затаившихся, – пренебрежительно заявил Фоско, командир второй тысячи пехоты.

Он был красив почти девичьей красотой с нежным лицом и длинными ресницами, но, видимо, от этого вечно язвителен и неприятен в разговоре.

– А десяток-то из разведки и не вернулся, – сказала задумчиво Малха, ни к кому не обращаясь.

– Я ехала не по дороге, напрямик через холмы.

– И конь трофейный на ополченческую клячу не очень похож, – так же размышляя вслух, пробормотала легат[28].

– А клеймо на жеребце «вепрь со стрелой», – сказал озадаченно Кедар, командир первой тысячи пехоты, успевший во время рассказа Копуши спешиться и осмотреть ее приобретение.

Этого она не поняла, но для остальных тайны не составляло.

– Даже так? – без всякого удивления переспросила Малха и принялась со скоростью хорошего лучника выдавать команды.

Командиры по мере поступления приказов срывались с мест, уносясь к своим людям. Кому требовалось гнать людей в разведку, кому подтягивать растянувшуюся на марше колонну.

– Что смотришь? – спросила Малха, когда они остались одни, не считая ее вечного первого помощника Францеса.

Прямоугольник на плече у него говорил о звании пятисотника, фактически он заправлял штабом, контролируя работу всех служб и подразделений легиона. Конечно, рядом торчала парочка других вестовых, ровесников Копуши, но они не в счет. Обычно их не только не стеснялись, но и прямо говорили достаточно сомнительные вещи. С одной стороны, вечная проверка для тех, кто не способен держать язык на привязи. С другой, она не сомневалась, это своего рода обучение, и кто достаточно сообразителен, чтоб сделать выводы, со временем сделает карьеру. Нечто такое крутил и ее отец со своей охранной сотней. Воспитание на практике с опытом службы.

– Глупо выйдет, если там действительно мелкая группа, – сказала Копуша.

– Глупо выйдет, если мы не предпримем меры на случай засады. А твое дело доложить и ждать дальнейших распоряжений. Видишь? – показала на остатки не так давно неизвестно кем сожженной виллы.

– Да.

– Езжай и посмотри, как там с водой.

Копуша в легком недоумении, зачем такое нужно.

– Исполняю!

– Жеребца трофейного оставь, – со смехом сказал Францес. – Никто не украдет.

Когда-то это был великолепный особняк в центре немалого размера плантации. Чтоб сообразить, не требовалось спрашивать документы на землю. Достаточно посмотреть на размер виллы и хозяйственных построек. Теперь здания вокруг опустели и смотрели распахнутыми дверями, а внутри полусгоревшего дома с провалившейся крышей до сих пор несло гарью, несмотря на сырость. Закопченные фрески, грязный мозаичный пол со следами неведомых гостей, норовящих унести нечто ценное. И все ж видно, насколько богато жили, по остаткам обстановки.

Она только заглянула внутрь для очистки совести. Если кто и бывает здесь, то уж точно не толпы разбойников, а из ближайших деревень заглядывают. Восставшие рабы много чего творили малоприятного в поместьях, и трудно их за это упрекнуть, но мелких арендаторов по соседству редко трогали, разве кто под горячую руку попался или кидался на защиту хозяев. Просто оставшимся в поселках нечего было искать здесь. Все ценное и полезное уже сломали и утащили вплоть до горстки оливок. Осталась лишь статуя богини Ашторет. Она босая, с браслетами на ногах и руках и с сосудом священной воды для ритуального омовения. Мастерски сделаны глаза из белого камня с обсидиановыми зрачками. Казалось, всегда смотрит на тебя, где б не находился во дворе. Обычный мрамор и тяжесть немалая. Потому не украли и не разбили. Копуша перед чужими богами почтения не испытывала и не боялась. Привычно сделала отрицающий жест в сторону идола, но сейчас не до наведения порядка.