Прайд окаянных феминисток - Ирина Волчок

— Так я же в отпуске, — заявил он, радуясь, что успел позвонить Ваське и договориться о свободной неделе, так что врать не надо. Яблочная кошка даже самое мелкое вранье сразу чует. — Я давно уже мечтал отдохнуть вот так, на природе, в палатке, среди зарослей укропа… Вместе с Пулькой. А то что это за каникулы у ребенка? В городской квартире? Без свежего воздуха? Весь день — перед компьютером?.. Ну, поехали собираться, да?

— Поехали, — согласилась яблочная кошка. — Но палатку не надо. Полину мы можем у себя устроить, в большой комнате, у нас раскладушка есть. Или у соседей поживет. И вы, если хотите, можете пожить у соседей. У них очень большой дом, пять комнат, и все удобства, и даже телефон есть. Анастасия Сергеевна и Степан Михайлович рады будут. Им там одиноко, двум старикам. А дети редко приезжают, хорошо, если раз в год.

— Звони девочкам, — распорядился Бэтээр. — Скажи, что сейчас переезжать будем. Все! Я пошел со стариками договариваться.

Он выскочил из дома яблочной кошки и понесся через огород к участку старых мухоморов с такой скоростью, будто боялся, что сейчас яблочная кошка догонит его и скажет, что передумала. Что он ей тут даром не нужен и даже будет мешать. И что тогда делать?.. Да ничего страшного. Все равно он поселится у этих Анастасии Сергеевны и Степана Михайловича. От хороших денег еще никто не отказывался. И не может же она запретить соседям взять временного жильца?

Дом у соседей был действительно огромный, совсем новый, с большими окнами, высоким кирпичным фундаментом, широкой верандой за резными перилами и с железной входной дверью с кодовым замком. Железная дверь стояла нараспашку.

— Хозяева! — закричал Бэтээр, взбегая по ступеням крыльца. — Эй, есть кто-нибудь?

— Ау? — сонно отозвалась огромная сибирская лайка, показываясь в дверях и без особого интереса разглядывая гостя.

— Привет, — сказал Бэтээр, с разбегу тормозя перед дверью. — Ну и как я войду, интересно бы знать?

Лайка уселась на пороге, разинула пасть, вывалив длинный розовый язык, и склонила голову набок. Судя по всему, ей тоже интересно было бы знать, как Бэтээр сумеет войти в дом мимо нее.

Откуда-то из глубины дома веселым голосом закричала Анастасия Сергеевна:

— Жулька! Пропусти человека, он свой! Веди его ко мне!

Лайка дрогнула ушами, перестала улыбаться, поднялась, осторожно уцепила зубами Бэтээра за запястье и довольно сильно потянула к двери.

— Да ладно, — обиженно буркнул Бэтээр, переступая порог. — Я и сам могу…

Жулька отпустила его руку и неторопливо потрусила впереди, время от времени оглядываясь, — проверяла, не сбился ли гость с пути. Сбиться с пути тут ничего не стоило, планировка этого дома по запутанности ничем не уступала планировке их с Пулькой квартиры. А площадь, кажется, была еще больше.

Жулька привела его к полуоткрытой двери, сунула в щель нос и негромко тявкнула.

— Привела? — раздался из-за двери веселый голос Анастасии Сергеевны. — Вот и молодец. Иди погуляй пока. Или Михалыча посторожи, что ли… В огороде Михалыч-то, огурцы пошел поливать. Скажи ему, чтобы воду потом закрыл, а то ведь бросит так, и опять будет море разливанное…

Жулька мотнула головой, опять негромко тявкнула и потрусила к выходу, уже не обращая никакого внимания на Бэтээра. Он мог бы поклясться, что собака поняла все указания Анастасии Сергеевны и побежала их выполнять. Бэтээр уже собрался идти за Жулькой — интересно было, как она скажет Михалычу, чтобы он воду потом закрыл, — но тут Анастасия Сергеевна нетерпеливо позвала из-за двери:

— Тимоша! Ты чего там застрял? Иди уже, сколько тебя ждать-то можно…

Тимошей его никто и никогда — кроме Анастасии Сергеевны — не называл. Анастасия Сергеевна вообще всех называла по собственному усмотрению: Наталью — Талькой, Веру-Надю — Мальками, Любочку — Птицей Бессонной, Пульку — Водомеркой… Михаилов Медведей тоже она близнецами назвала, так и прижилось. А Лешка, Олег и Костя при первом же знакомстве получили общее имя Трое из ларца. И даже частник Витя за единственное свое дежурство привык отзываться на имя Беленький, хоть и был от природы смуглым и черноволосым. Теперь вот и Бэтээр стал Тимошей. А что, ему нравилось.

— Анастасия Сергеевна, а как Жульку на самом деле зовут? — с интересом спросил Бэтээр, входя в комнату.

Комната была огромная, угловая, с четырьмя окнами — и вся заставленная ящиками, кадками, горшками, банками и стаканами с комнатными цветами. Пальмы под потолок, разлапистые фикусы, китайские розы, бегонии, кактусы, фиалки… Джунгли. Из джунглей вынырнула маленькая Анастасия Сергеевна с ножницами в одной руке и с пластмассовой игрушечной лейкой — в другой, посмотрела на Бэтээра задумчиво, пошевелила губами и весело призналась:

— А не помню. Жулька и Жулька… Все уж привыкли, так и зовут. В паспорте-то у нее что-то другое записано, потом посмотрю, если тебе интересно… Талька велела тебе комнату дать. Выбирать будешь, или какую я скажу?.. Мой тебе совет — иди в желтую, там Птица Бессонная жила, ей хорошо было. Теперь-то опять у Тальки будет, так что в желтую иди. Или сестру туда поселим, а тебя еще куда… Ну, смотреть-то пойдешь?

— Спасибо, Анастасия Сергеевна, мне все равно — желтая или еще куда… А как это — Талька велела? Я ведь не просто так, я заплачу сколько скажите. Прямо сейчас и заплачу, вот…

Бэтээр полез в карман, но Анастасия Сергеевна махнула игрушечной лейкой и засмеялась:

— И-и-и, плательщик… Вот оно мне во сне снилось! Заплатит он… Талька велела — вот и живи. За плату я никого не пущу, мы с Михалычем, слава богу, не бедствуем. У нас сыны знаешь какие? Золотые у нас сыны. А внуки и того золотее. Мы сами кому хочешь заплатим, ты уж не обижайся. Ну, пойдем, что ли? Помещению покажу. А то Талька велела, чтобы быстро, не любит она время терять.

— Я тогда смотреть не буду, — заторопился Бэтээр. — Мне все равно, вы уж на свое усмотрение… Что привезти надо? Подушки, простыни, полотенца? Посуду какую или еще чего-нибудь? Я же в чужом доме не жил, я не знаю, как положено, так что вы уж сами скажите.

— Да у нас всего полно, девать некуда, — успокоила его Анастасия Сергеевна. — И все новое, еще запакованное даже, ты не сомневайся. Вот мочалку свою вези, наши-то все жесткие, не каждый вытерпит. Ну, да это сестре скажешь, она сообразит, что захватить надо… А мне ты знаешь чего привези? Мне, Тимоша, привези-ка стаканчиков одноразовых, мягоньких таких, тоненьких… Знаешь? Ну вот. И побольше. Мне фиалки рассаживать некуда уже. Привезешь? Тогда ехай скорей, что ж ты медленный какой, беда с вами, одно слово — мужики…

Бэтээр пулей вылетел из дома стариков и помчался к дому яблочной кошки, на бегу посмеиваясь и бормоча:

— И что ж это я медленный такой? Беда с нами, мужиками… Про мочалку бы не забыть… И стаканчики одноразовые… Побольше… И косточку Жульке… И финик Анастасии Сергеевне…

Финик был их с Пулькой гордостью. Четыре года назад они вместе почему-то очень пристрастились к сушеным финикам, каждый день съедали их великое множество, а косточки, естественно, выбрасывали. А одним днем — как отрезало, объелись, наверное. Пулька неохотно пожевала сушеный финик, задумчиво порассматривала худенькую финиковую косточку — и сунула ее в горшок с землей, приготовленный для какого-то очередного редкого цветка, но благополучно забытый в кухне на подоконнике. А косточка проросла! За последние четыре года они посадили еще, наверное, сотни полторы финиковых косточек — и ничего не получалось. Зато на единственный росток они возлагали большие надежды. Настоящая финиковая пальма в собственной квартире — шутка ли! Правда, то, что выросло из косточки, пока даже отдаленно не напоминало пальму, но надежды они не теряли… Сейчас Бэтээру не жалко было даже финиковую пальму Анастасии Сергеевне отдать. Такая славная мухоморша. Пусть у нее тоже праздник будет.