Прайд окаянных феминисток - Ирина Волчок

— Да чего и ожидать-то было, — сказала Вера. — Мужики.

— Мужики! — поддержала сестру Надя. — Чего от них ожидать-то?

Любочка вздохнула и молча покачала головой.

Полина тревожно посмотрела на всех по очереди и нерешительно предположила:

— Может, они не все такие?

В кухню вошел Полинин брат, держа сотовый в руке, — несколько демонстративно, отметила Наталья, — и опять подозрительно веселенький.

— Только что позвонили, — сообщил он очень довольным голосом. — Разрушений практически никаких… Ну, окно разбито — так это мы мигом! Но жить в доме пока нельзя. Он весь бензином пропитался. Как в нем жить? Вонища… Да и просто опасно: одна искра — и все. Сгорит, как порох. Деревянный же. Так что придется подождать, пока все выветрится.

Ага, еще одна серьезная причина, чтобы помешать им вернуться в собственный дом. Бензином весь пропитался! Надо думать, Любочкин отец не канистру с собой приволок, а бензовоз. Нефтеналивной танкер. И долго и старательно поливал из шланга под бдительными взорами охраны, пока дом как следует весь не пропитался. Мужская логика. Зачем-то Полининому брату нужно, чтобы они не попали в собственный дом, вот в чем дело. А это уже более чем странно. Наталья как следует обдумала ситуацию под ожидающими взглядами детей и наконец решила:

— Хорошо. Пока еду я одна. Вера-Надя, вся ответственность за Любочку — на вас. Полина, последишь за всеми? Ты все-таки гораздо более разумная… Вот и ладно. Поеду сразу после завтрака, оттуда позвоню, расскажу подробности. Там видно будет, как жить дальше. Ну, за стол, а то мы сегодня что-то очень сильно время тянем. Дяде Тимуру на работу скоро, а мы его задерживаем.

— Успею на работу, — недовольно буркнул Полинин брат. — Я сначала вас туда отвезу. И назад привезу. Мало ли что…

Наталья не была уверена, что вернется сюда сразу, но вслух ничего не сказала. Хочет человек, чтобы последнее слово оставалось за ним — ну и на здоровье. В конце концов, если она решит остаться в собственном доме, не будет же он ее связывать и увозить силой? Хотела бы она посмотреть на того, кто сумеет ее связать…

Завтрак прошел в молчании и в печали, но при этом с необыкновенной скоростью. Даже Любочка, которая всегда ела очень обстоятельно и вдумчиво, сегодня торопилась, как на пожар. Тьфу-тьфу-тьфу, опять пожар вспомнился… Неужели правда этот подонок вылил на дом столько бензина, что теперь там жить опасно? Опасней — там не жить. Вокруг дома ходит целая толпа мужиков, и наверняка большинство из них — курящие. Да если даже не большинство, если даже один — и одного хватит, чтобы горящую спичку или непотушенный окурок прямо в бензин бросить. Нечаянно. Они нарочно никогда ничего не делают, у них все всегда получается нечаянно — и выбитые окна, и облитый бензином дом, и исчезнувший из-под носа гипотетический сообщник, и обгоревший поджигатель… И машины у них нечаянно разбиваются, и мосты рушатся, и самолеты падают, и кинотеатры минируют, и войны начинаются — все нечаянно. И грязь жуткую всюду разводят, мусором все вокруг заваливают — тоже не специально, просто так получается. А чтобы получалось по-другому — это ж надо извилины напрягать, что им в принципе не под силу. Эволюция так решила, так что никто не виноват. Ну и нечего злиться.

Но она все-таки злилась и тревожилась и когда наскоро собиралась и прощалась с девочками, — и они учуяли ее состояние, тоже молчаливо затревожились, — и когда сидела в машине рядом с Полининым братом, рассеянно слушая его соображения на тему «ребята все мигом починят», и когда уже приехали, и она осторожно шла к дому, будто ожидая, что вот прямо сейчас действительно все полыхнет, как порох… Подошла, посмотрела на разбитое окно, на пару досок, выдранных из перил летней веранды, принюхалась, потрогала подозрительные пятна на стене и на входной двери, пожала плечами и оглянулась на Полининого брата, который топтался в двух шагах позади нее, тоже задумчиво разглядывая выбитое окно и выломанные доски.

— Тимур Романович, вам не кажется, что все это выглядит несколько… странно?

Он оторвался от созерцания разрушений, уставился на нее и растерянно пробормотал:

— Действительно… И зачем хоть?..

— Значит, вы тоже не понимаете, — с сожалением отметила Наталья. — Но что касается «зачем» — это мне не очень интересно. Может, он пьяный был — вот и весь мотив. Но вот вопросы «когда» и «каким образом» меня просто интригуют. Просто замучили меня эти вопросы, Тимур Романович. Не вижу я на них ответа. Ну просто никакого ответа, не говоря уж о более-менее правдоподобном. Может быть, ваша боевая дружина что-нибудь может сказать, Тимур Романович?

Боевая дружина в количестве трех человек как раз шла через заросший огород со стороны дома Анастасии Сергеевны, и еще одна боевая единица высунула бдительную физиономию из разбитого окна. Наталья готова была поспорить, что под ногами боевой единицы внутри дома сейчас хрустит битое стекло, потому что подметать пол и выбрасывать осколки — такой боевой задачи не ставилось. Шуты гороховые. Нельзя было из дому уезжать.

Боевая дружина подошла, и тот из дому вышел, Полинин брат представлял всех и по именам, и по профессиям, и по человеческим качествам, и вообще как-то очень подробно, а Наталья молча слушала, вежливо кивала, делала уважительное лицо, а сама пыталась представить, как эти гераклы и атланты — действительно, «ОМОН отдыхает» — всей толпой караулили ночью одного алкаша, и докараулили до того, что алкаш успел порезвиться минут пять как минимум. Гераклы и атланты, наверное, угадали ее мысли, потому что тут же стали в лицах изображать картину происшедшего, и картина получалась динамичная и вполне правдоподобная, просто до мельчайших деталей. Если не считать одну деталь: когда же этот подонок успел поломать перила веранды и разбить окно? Получалось так, что, бегая вокруг дома с канистрой, подонок на ходу отвлекался от основного дела на совершенно бессмысленные, а главное — шумные, занятия, а доблестная охрана все это время терпеливо ждала, что же он в конце концов решит, — разнести дом по бревнышку или все-таки сжечь. Спасибо, что хоть сжечь не позволили.

— Спасибо, что не позволили сжечь мой дом, — сказала Наталья, демонстрируя все чувства, приличествующие обстоятельствам. — Просто не представляю, что бы мы делали возле остывшего пепелища… Спасибо Тимуру Романовичу, он нам дал приют в минуту опасности. Сейчас все уже позади, можно было бы и домой возвращаться… Но раз так получилось, что кое-что поломано, тогда, конечно, Тимур Романович прав — детям в доме с разбитыми окнами жить не следует, даже летом. Тимур Романович, вы ведь не против того, чтобы дети еще денек пожили в вашей квартире? Спасибо большое, вы очень великодушны. Ну вот, дети еще там побудут. А я остаюсь здесь. Мне надо ремонтом заняться, порядок навести, приготовить все к возвращению детей, правильно?

Боевая дружина растерянно смотрела на Полининого брата. Полинин брат растерянно смотрел на Наталью.

— Да зачем? — наконец сказал он. — Ребята тут все мигом… Буквально за пару дней… В крайнем случае — за три… И бензином воняет… И как же там котята… в смысле — дети? Одни?