Мое злое сердце - Вульф Дорн

– Но… – добавила я.

– Собака слишком долго пролежала в тине, – сказал Леннек. – Она полностью обессилела и обезвожена от жары. Это вообще чудо, что пес выжил. Похоже, он сильный парень! Иначе я бы не взялся его оперировать. Но большего пока не могу вам обещать. – Доктор снова вытер пот с лица. – Вы знаете, кому принадлежит собака? Кожа воспалена, и я не смог установить, имплантирован ли чип с именем владельца.

Я отрицательно покачала головой. Дэвид лишь пожал плечами.

– А сколько стоит операция? – спросила я в надежде, что ветеринар позволит мне оплатить ее попозже, когда я получу деньги.

К тому же мне еще предстоит заработать триста евро для мамусика. Моя новая жизнь оказалась не только сложной, но и дорогой!

Леннек посмотрел на меня с пониманием:

– По поводу денег не беспокойся. Если бы я сам его нашел, то все равно бы ничего не заработал.

Я взглянула на ветеринара с недоверием:

– Вы серьезно? Вы ничего не возьмете за операцию?

Леннек улыбнулся и указал на плакат, висящий на стене.

– Я член Ассоциации защиты животных. Но ты можешь кое-что сделать для этого пса. Поспрашивай в округе, не потерял ли кто-нибудь собаку. И если пес бездомный, помоги мне найти для него пристанище. Наш приют переполнен – и так уже трещит по швам.

– Спасибо, – сказала я, – обязательно займусь этим.

– Очень бы хотелось выяснить, кто переехал этого бедолагу, а потом бросил на дороге, – вставил Дэвид.

– Нет, никто не наезжал на эту собаку, – возразил врач. – Я лечил многих жертв аварий, и я вижу, попала собака под машину или ее избили.

– Как вы сказали? – выдохнула я. – Избили?

– Кровоизлияние произошло оттого, что ее пинали и топтали. Готов поспорить, что кто-то хотел забить бедное животное до смерти.

– Но… – Я едва могла говорить. – Но… бог мой, зачем?

– Я бы тоже хотел это знать, – произнес Леннек мрачно. – Этому дьяволу можно было бы предъявить обвинение за издевательство над животными.

Мое сердце учащенно забилось. В первую очередь из-за слова, которым доктор назвал садиста. Дьявол! Точно так же недавно назвал его Кевин!

К полудню столбик термометра поднялся до тридцати пяти градусов, которые ощущались как все пятьдесят. Казалось, мы сидим в прачечной, куда не проникает ни ветерка. Весь Ульфинген словно вымер. Все, кто мог, спасались в тени жилищ или искали прохлады в кафе Пино. Большинство жителей толкались в «Атлантиде». Я тоже вывела из гаража Мисс Пигги, захватила купальник и пляжную подстилку и поехала в бассейн.

На газоне не осталось ни клочка свободного места. Казалось, в лягушатнике собралась вся местная малышня. В воде и на берегу люди толкались, как сардины в банке, свободных мест нигде не было. Я нашла просвет под надписью «Прыгать с бортика запрещено!» и прыгнула, погрузившись в воду по грудь. Несмотря на обилие людей, в воде было прохладно.

Некоторое время я бесцельно наблюдала за посетителями бассейна, которые смеялись и беззаботно беседовали. Солнце в полную силу светило с неба. Мне все еще было не по себе, в голове одна мысль сменялась другой. Я размышляла о рассказе Дэвида про Кевина и Ронью. Об озере, на берегу которого из останков машины достали обгоревший до неузнаваемости труп, который, возможно, вовсе не принадлежал Кевину. О парне в садовой беседке. Это мог быть как реальный Кевин, так и моя галлюцинация. О бедной собаке, которой я спасла жизнь. И не в последнюю очередь о садисте, забившем несчастное животное почти до смерти, – о дьяволе, от которого убегал Кевин.

Все было таким запутанным. В какой-то момент детали головоломки совпадали, но потом все снова рассыпалось. Появлялись дополнительные вопросы. Например, существовала исчезнувшая в супермаркете купюра в двадцать евро или нет. И что все-таки случилось той ночью, когда мне позвонила Беа, рассказав о Бене? От этих вопросов голова раскалывалась, как и от беспощадной летней жары.

Кроме всего прочего, я не могла не думать о Юлиане, расставшемся со своей Барби-Сандрой. О том, как мы бесстрашно стояли с ним на парапете. О чувстве полета. В прошлую ночь, согласившись поехать с Юлианом, я подавила всякие мысли о Сандре. Близость Юлиана была для меня гораздо важнее. И сейчас я была бы рада, если бы он пришел. Тогда я, возможно, могла бы извиниться за свой поцелуй… И постараться как-то исправить оплошность. Но нигде в бассейне его не было видно.

«Вероятно, он сейчас у своей больной матери», – подумала я. Мысленным взором я увидела, как он стоит у стеклянной стены изолированной палаты и смотрит на мать, готовясь расстаться с ней навсегда. Это была холодная, серая, безутешная картина, разрывавшая мне мозг и вытеснявшая все другие мысли. Если даже мне было так плохо, как же чудовищно должен чувствовать себя Юлиан! Лучше оставить его в покое, решила я. Не стоит ему навязываться. Особенно после совершенной прошлой ночью ошибки. Хотя поначалу поцелуй не казался мне ошибкой.

Головная боль вдруг усилилась, шум внутри головы стал темно-красного цвета, затопив все вокруг. «Это всего лишь жара, – сказала я себе. – Я перегрелась на солнце». Сделав глубокий вдох, я окунулась с головой. Тотчас красный превратился в мирно-голубой цвет бассейна. С каждым сантиметром, пока я погружалась на дно, головная боль слабела. Когда мои стопы коснулись дна, боль прекратилась совсем, и я снова могла мыслить ясно.

Надо мной мелькали чьи-то тела, ноги и руки, но шум сквозь толщу воды не проникал. Здесь царили тишина и покой. «Какой свободной я себя здесь чувствую, – подумала я. – Вот бы так длилось вечно!» Вынырнув на поверхность, чтобы глотнуть немного воздуха, я снова опустилась ко дну, но на этот раз лицом к стене бассейна. Я медленно скользила вдоль синих плит и оказалась перед окошком, за которым располагался фонарь для вечерней подсветки.

Несмотря на то что глаза у меня уже болели от хлорированной воды, я различила капли воды, стекавшие изнутри стекла, как слезы. И увидела еще что-то. Нечто, чего здесь не могло быть. Ни здесь, ни изнутри фонаря. Но она была здесь. Надпись. Ее кто-то вывел пальцем по каплям запотевшего окна.

Каждую из букв можно было отчетливо прочитать. «Мне это кажется, – вспыхнуло у меня в мозгу. – Это просто галлюцинация. Никто не оставляет сообщений здесь, под водой. По крайней мере, таких, как эти». Я отвернулась, чтобы убедиться, что слова не исчезли. Мои галлюцинации всегда исчезали после того, как я отворачивалась. Но до проверки я не дошла. Едва я отвернулась, как мое сердце чуть не остановилось от ужаса.

Прямо передо мной плавало бледное тело Кая. Нет, он не плыл – он качался в воде. Как призрак. Пряди светлых волос, подобно белым змеям, обвивались вокруг его головы, казавшейся под водой уродливой, искаженной формы. Оплывшее лицо отливало фиолетовым, цветом перезрелых слив. Глаза была широко раскрыты, огромные и черные, почти как у девушки-насекомого, из разинутого рта вырывался крик умершего ребенка. Кай протянул пухлые ручки, чтобы схватить меня, и…