Чудо в пушистых перьях - Татьяна Полякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мне тоже, — с готовностью кивнула я.
Заказ принесли подозрительно быстро. Витька налил мнешампанского, а себе водки.
— Не обижайся, — сказал он ласково, — но яэто пойло пить не могу. Я вообще только водку… ничего нет лучше нашей водки,все эти виски да текила — чистый самогон, и тот, кто их пьет, простовыпендрежник, а мне выпендриваться нечего, все и так знают, что за человек ВитяКазарин. Так что пью, что хочу, и все мне по барабану.
В конце концов трепаться ему надоело, и мы выпили.Шампанское оказалось вкусным, мартини Витька тоже заказал, но я решила навыпивку не налегать: во-первых, я здесь по делу, во-вторых, надо все какследует рассмотреть и запомнить, чтоб потом девчонкам рассказать, что в этой«Олимпии» интересного. Пока ничего особенного я узреть не смогла, павлинамидаже не пахло. Правда, был пруд, и не просто пруд, а с водопадом. С двух сторонполукруглые мостики. Как человек, не лишенный от рождения чувства прекрасного,я констатировала, что в целом это выглядит неплохо, хотя и отдает лубком. Вдругпритушили свет, вокруг пруда зажглись невидимые глазу светильники-и по ровнойглади воды поплыли белые лебеди, невесть откуда взявшиеся.
— Настоящие? — насторожилась я.
— А то, — обиделся Витька.
«Да, будет что девчонкам рассказать…» — подумала я.
Мы еще выпили и закусили, дважды танцевали, а когда опятьвернулись к столу, Витькина рука оказалась на моем колене, затем переместиласьв район тазобедренного сустава. Я заволновалась, в том смысле: а на фига мнеэто нужно? И решила, что танцы на Витьку действуют плохо и надо с нимизавязывать.
— Слушай, — заметила я, стараясь не обращатьвнимания на его руку, которая уже приближалась к тому месту, которое иназвать-то совестно, — мне туфли жмут, можно, я их сниму?
— Конечно, — удивился Витька. — Положи их настул.
— Туфли? — не поняла я.
— Нет, ноги…
— Неудобно, — косясь на граждан, заметила я.
— Тогда на стол, — заржал Витька и добавилфилософски:
— Чего удобно, то и удобно.
Я сбросила туфли и пристроила ноги на соседнем стуле, чемлишила Витьку возможности шарить под моим платьем. Сначала он пробовалпродолжить, изогнувшись и приняв крайне неудобную позу, но даже дураку былоясно, долго он так не протянет. Минут через пять Витька это тоже понял,погрустнел и, должно быть, по этой причине приналег на водку.
Далее вечер продолжался в рамках Груниных предсказаний.Выпив водки, закусив, Витька, особо не мудрствуя, переложил мои ноги на свойстул и принялся их оглаживать, так что мне сразу захотелось надеть туфли, что япоспешно и сделала. Неугомонный Витька передвинулся ближе и теперь работалдвумя руками, активно шаря по моим ногам.
Я томилась, ерзала, изо всех сил стараясь выглядетьсчастливой, так что, когда Витька сказал: «А не поехать ли нам в одно хорошееместечко?» — я с радостью согласилась.
Он подозвал официанта, расплатился пачкой денег, при видекоторой у меня глаза полезли на лоб, а шампанское обратно, и мы зашагали квыходу. Теперь Витькина рука лежала ниже моей талии, и ничего поделать с этим яне могла. Витькины друзья проводили нас широкими улыбками, а он в ответподмигнул.
Оказавшись в машине, Витька повел себя чересчур активно, и яиспугалась, что до квартиры мы не доедем, принялась хихикать, одергивать подоли шептать с дурацкой улыбкой:
— Ну, Витя, ну, перестань.
В конце концов мы тронулись с места, а я, косясь на своегоспутника, со злорадством подумала: «Подожди, гад, Груня уже заняла исходныепозиции, и мало тебе не покажется».
Где-то минут через десять очень быстрой езды мы въехали водвор многоэтажного дома и притормозили возле третьего подъезда. К этому моментууже начало смеркаться, но света еще хватало, чтобы обозреть двор. Я его иобозрела, но Груни нигде не обнаружила. Это было и хорошо, и не очень. Хорошото, что раз я Груню не вижу, значит, и Витька тоже не видит, и все в нашем планекатится как по маслу, а плохо то, что тут же меня начали одолевать сомнения,вдруг Груни здесь вовсе нет? Что тогда?
Я с тревогой покосилась на Витьку. Допустим, причинив емунезначительные телесные повреждения, я смогу вырваться, однако глупо будетпосле этого ожидать, что он мне поможет, скорее наоборот. А мы как раз изатевали все это, чтобы Витька помог мне.
Я еще раз обшарила взглядом двор и вздохнула, а Витька,подхватив меня под руку, повел к подъезду. Квартира его располагалась натретьем этаже и со стороны лестничной клетки казалась совершенно обыкновенной,но это только снаружи, а внутри… Стоило мне переступить порог, как я поняла,что Витька обустраивал свое конспиративное гнездо с размахом и фантазией. Изтрех комнат он сделал одну, сметя все перегородки. В центре четыре колонны,вроде греческих, поддерживали подозрительного вида навес, говорю«подозрительного», потому что данное сооружение в квартире представлялосьнеуместным и, очевидно, из-за этого хлипким. Под навесом стояла кровать на гнутыхножках, застеленная шкурой неизвестного животного, наверное синтетического.
Пространство между колоннами было завешано прозрачнымитканями, и сейчас они слабо колыхались, видно, по соседству заработалкондиционер. Рядом — низкий столик на пестром ковре и гора подушек. В целомквартира напоминала декорации к очередной серии об Анжелике. Я вновь покосиласьна Витьку. В роли героя-любовника в моей голове он никак не укладывался, и язаволковалась. Витька понял мое волнение по-своему и, небрежно обняв меня, поинтересовался:
— Ну как, впечатляет?
— Очень, — пискнула я. Сбросила туфли и пошла попушистому ковру, пытаясь выглядеть оживленной. — А где кухня? —полюбопытствовала я.
— Там, — махнул рукой Витька куда-то в угол и тутже предложил:
— Хочешь выпить?
Этого я точно не хотела. Но с другой стороны, если Витьканачнет пить, то будет занят и на время оставит меня в покое. Эта мысльпоказалась мне удачной, и я с радостью согласилась.
Мы прошли в кухню, которая ничем особенным не потрясала,видно, вся Витькина фантазия ушла на создание роскошного сераля. Мы устроилисьв плетеных креслах с разноцветными подушками, и Витька налил себе водки, а мнешампанского, которым был забит весь холодильник, после чего как-то чересчурловко дернул меня за руку и я оказалась на его коленях, чуть не умерев отсчастья.