Чудо в пушистых перьях - Татьяна Полякова

Подруга достала объемную косметичку (ее наличие меняудивило, я не помнила, чтобы Груня пользовалась косметикой) и занялась моимлицом. Результат превзошел все наши ожидания.

— Да-а, — дружно сказали мы. Потом подругазадумалась и вдруг выдала:

— Между прочим, правда хорошо. Хана Витьку, баба тыкрасивая, а поведешь себя по-умному, он этим с «Сабурбана» враз башкипоотшибает.

Тут меня вновь начало одолевать беспокойство.

— Груня, — робко начала я, — как-то этовсе-таки… Витька твой муж, и вообще…

— Не муж он мне, садюга. Когда в женихах ходил, клялся,что живность любит. Кота принес, подобрал на улице. Мы ему вместе блохвыводили, худющий такой был, я на него без слез смотреть не могла…

— На Виктора?

— На кота, того, что он принес. Выходили, откормили, некот стал, а конфетка, а потом он его вместе с остальными… вот сволочь. Скажи?

— Кота он зря, — пожала я плечами, — нопонимаешь, если я ему начну глазки строить… Боюсь я, Груня. — Я шмыгнуланосом и затихла, а подруга потрепала меня по плечу.

— Не боись, я этого дурака знаю как облупленного, мывсегда на полшага впереди будем. Главное, обо всем договориться и четкопридерживаться плана. Он тебя первым делом поволокет в ресторан, пыль в глазапускать. В ресторане никаких проблем, улыбайся загадочно, он это ужас каклюбит. Потом он скажет: «А не прокатиться ли нам в одно славненькое местечко?»— Тут Груня совсем другим голосом сказала:

— Тьфу, придурок. — Но вновь перешла на деловойтон:

— Ты для порядка покобенься малость, мол, я не знаю, апотом соглашайся. Дальше привезет он тебя на конспиративную квартиру, и сразушампанское — на брудершафт. Ну, с поцелуями полезет, начнет хватать за коленки.Тебе надо смутиться и обо мне напомнить: мол, мы подруги и тебе неудобно. Кактолько мое имя произнесешь, ему удержу уже не будет, начнет жаловаться. На меняи на жизнь, но в основном на меня. В это время можешь расслабиться и ничего небояться.

— Но ведь когда-нибудь ему надоест жаловаться нажизнь, — нахмурилась я.

— Конечно. Тут как раз появляюсь я.

— А как ты узнаешь, когда надо появиться? —Беспокойство во мне, вопреки Груниным словам, только крепло. — Как-то всеэто ненадежно.

— Ты, Васена, пойми, — принялась вправлять мнемозги подруга, — если я вслед за вами приду, то этот гад от всегооткрестится, будет орать, что он, мол, ни при чем, что ты, мол, сама пришла, ивид на себя такой напустит, как святая после аборта. Брать-то надо непременно впостели, тогда уж он не отвертится.

— Груня, — еще больше разволновалась я, — авдруг ты раньше придешь или позже? Если я твоему Витьке в глаз дам, он мнеточно помогать не станет.

— Договоримся об условном сигнале. Этот гад, как тебя впостель уложит, непременно свет выключит. У него на брюхе татуировканеприличная, он стесняется ее и всегда свет гасит перед тем, как раздеться.Ключ от его фазенды у меня есть… Не то чтобы меня его шашни волновали, простоиз принципа свистнула у пьяного и сделала дубликат… Как свет погаснет, я сразубегом в квартиру, он только-только штаны снять успеет. Все будет в лучшем виде,главное — не дрейфь и меня слушай. Я малость поскандалю и удалюсь, а ты реви итоже на жизнь жалуйся. Он вообще-то не совсем конченый и, коли вышло такоедело, решит помочь. Только втолкуй ему все как следует. Витька великий путаник.Надо, чтоб до него докатило. Поняла?

— Поняла. — Я в очередной раз вздохнула и опятьзабеспокоилась:

— Вот ты уйдешь, я ему втолковывать буду, и все это напостели? А если он, чего доброго…

— Я позабочусь, чтоб ему после моего визита уже ничегоне хотелось, — заверила меня подруга.

— Ну, ладно, — без особой охоты согласилась я. Тутхлопнула входная дверь, и мы замерли, как по команде.

— Витька, — ахнула Груня, — а на тебе туфельнет.

С обувью вышла незадача, у Груни нога на размер больше,пришлось напихать в носы туфель ваты. Это потребовало некоторого времени. Похоллу кто-то протопал, а потом мужской голос горько возвестил:

— Человек домой вернулся, денег принес, и что? Всем наэто наплевать…

Груня подхватила Пафнутия, до сей поры лежавшего набанкетке, и позвала меня:

— Пошли в кухню.

Немного волнуясь, я последовала за ней. С непривычки квысоким каблукам ноги у меня в коленях разгибались неохотно, да и паркет былскользким, так что я сосредоточилась на ходьбе и потому Витьку заметила, толькостолкнувшись с ним нос к носу.

— Здрасьте, — проблеяла я, отступая на шаг.

— Привет, — ответил Витька, тоже отступая иразглядывая меня.

— Ну, и чего ты вылупился? — спросила Грунямуженька голосом, далеким от приветливости. — Это моя подруга, и глаза непяль. У нее таких, как ты, штабеля у подъезда, так что не трудись понапрасну.

Штабеля у подъезда Витьку ничуть не тревожили, даженаоборот, он потопал за нами в кухню, хотя как раз возвращался оттуда,плюхнулся на стул с гнутыми ножками, чем вызвал у меня беспокойство, потому чтостул выглядел изящной игрушкой, а вот Витька не очень, я имею в виду это самоеизящество. Роста он был невысокого, но очень внушительной комплекции. В белойфутболке, он почему-то походил на злого Кинг-Конга. Казалось, вот-вот начнетбить кулаками в грудь и заорет дурным голосом.

Однако Витька вовсе не орал, а улыбался мне, сидя напротив.Физиономия его была круглой, курносой, с пухлыми губами и шрамом на подбородкев виде полумесяца. Надо сказать, шрам ему шел необыкновенно. Выражение лица уВитьки было простодушное, глаза смотрели на мир с некоторой придурковатостью, ашрам придавал ему что-то героическое и даже загадочное.

Я перевела взгляд с Витьки на Груню, которая стояла у плиты,и неожиданно для себя решила, что смотрятся они неплохо, в том смысле, что…Ладно, это не мое дело. Если Груня вышла за него замуж, значит, есть в немчто-то хорошее, и сама она сказала, что Витька не совсем пропащий… Может, ещепомирятся? Конечно, парню не мешало бы сменить профессию, но это тоже не моедело.

Груня поставила передо мной чашку чая, а Витька спросил:

— Мне чаю нальешь?

— Только без заварки.

— Хоть бы с подругой познакомила, — вздохнул он.

— Про подругу я тебе все сказала, зовут Василиса,животных любит, она ветеринар, работает в поликлинике.