Потерянные в прямом эфире - Алиса Евстигнеева

Шагала я уверенно, нацепив на лицо дежурную улыбку и сжимая рукой ремешок сумочки. Каблуки ботильонов громко постукивали по каменному полу, заглушая шаркающие шаги Сеньки, безмолвно следовавшего за мной. Всё время хотелось обернуться назад, чтобы удостовериться, что он никуда не делся, что всё ещё здесь. Страшно подумать, ещё каких-то два дня назад я предположить не могла, что когда-либо увижу его (хотя, будем честны, хотелось; временами в голову приходила безумная мысль поискать его в соцсетях, и я даже почти срывалась, за что позже почти начинала себя ненавидеть), а уже сегодня он стоял во главе моей вселенной.

— Леська! — радостно воскликнул Лёшка, обрывая свою байку и махнув мне рукой.

Все головы тут же повернулись в нашу сторону, и я буквально остолбенела в нескольких шагах от наших мест во главе стола. Послышались счастливые приветствия, а я так и стояла на месте, продолжая смотреть в изменившиеся лица Фёдоровой и Лосицкой. Надя озабоченно свела брови и испуганно приложила пальцы к губам, смотря прямо мне за спину. Алиса оказалась более выразительной в своих реакциях, за считанные секунды на её лице успели смениться бурная радость, шок, крайняя степень озабоченности, в итоге вылившаяся в осуждение.

Арсений замер за моим плечом, а я поражалась тому, насколько бывает избирательно наше внимание. Я могла не слышать музыку вокруг себя, но внутренне была настроена на каждое движение парня, словно это являлось чем-то жизненно необходимым.

Наконец-то мне хватило решимости на преодоление последних метров.

— Всем привет, — перекрикивая толпу, улыбнулась я друзьям. — Что я ещё должна сказать, чтобы вы поняли, что я ненавижу этот день?

Шутка была стара как мир. Ребята понимающе крякнули.

— Но тем не менее ты здесь, — не остался в долгу Данилов.

Я фыркнула, смиряясь с неизбежным и обернулась назад. За столом повисло выжидательное молчание, но я спешила всмотреться в предельно собранного Сеньку. Тот едва заметно отрицательно качнул головой. Сердце пропустило удар, но тайный посыл своего спутника я уловила.

— А это Арсений Ключевский, мой… подопечный.

***

Несмотря на неловкое начало, дальше вечер протекал достаточно плавно, по крайней мере для большинства его участников. Девочки флиртовали с мальчиками, алкоголь и шутки лились рекой, еда была вкусной, а атмосфера — непринуждённой. Спасибо Данилову, взявшему на себя роль тамады. И всё было бы прекрасно, если бы не наша четвёрка — я, Арсений, Алиса и Надя, — которая сидела притихшая и задумчивая. Сенька, как обычно, уткнулся в телефон, Надя что-то обеспокоенно шептала своему мужу, Алиса безумным взглядом косилась то на меня, то на ребёнка, сравнивая, а я же тоскливо крутила бокал с вином, так и не сделав ни глотка.

Как и ожидалось, вопросов про Арсения было не избежать. После пары любопытных взглядов кто-то из ребят решил всё же поинтересоваться:

— Арсений, а кем ты приходишься нашей Олесе?

Ребёнок неприязненно повёл плечом и промолчал, зато я ляпнула первое, что пришло на ум:

— Родственник.

Алиса неприятно хмыкнула где-то у меня над ухом.

— Родственник, — подтвердил парень, с особой интонацией добавив: — Дальний.

— Очень, — не упустила возможности вставить свою ехидную ремарку Фёдорова.

Вилка неприятно скрипнула по тарелке. Это я промахнулась мимо креветки.

Сцена вышла странной, но в кои-то веки все негласно решили проявить тактичность и развивать тему дальше не стали.

Периодически произносились тосты в мою честь, и каждый раз, озаряясь широкой улыбкой, я выдавливала из себя ответную шутку.

— Лесь, ты сегодня какая-то варёная, — заметила приятельница Ксюша.

— Старею, — развела руками, вызвав волну смешков. 

— Да что ты знаешь о старости, — с видом знатока заявил Лёшка, которому было уже хорошо за сорок. — Я вообще считаю, что до тридцати жизни нет, да, Алис?

Сестра традиционно была самой младшей в нашей компании, и пусть разница между нами было не такая уж и большая, всего лишь шесть лет, но прозвище «Мелкая» приклеилось к ней с тех самых пор, когда я притащила зелёную студентку на одну из наших посиделок. Прозвище её ужасно раздражало, но ещё больше её бесила перспектива тридцатилетия, которое с каждый годом становилось всё ближе. 

Фёдорова не стесняясь показала средний палец Лёхе. Данилов не подвёл и расхохотался в голос, ничуть не обидевшись.

— Фу, Алиса, как некрасиво, — вновь напомнила о себе Ксюша. — Между прочим, тут дети.

Мы с Арсением в момент напряглись, тот даже голову от телефона оторвал, скрипнув зубами. И вроде бы замечание было вполне безобидным, но следующая фраза была брошена крайне категорично:

— Я не ребёнок.

Компания снисходительно улыбнулась, и Соня поспешила сгладить углы:

— На самом деле лет до двадцати мы все дети, только сами этого не осознаём. А по возрасту многие из нас могли бы быть твоими родителями…

Дальше я не слушала. Меня затошнило самым натуральным образом, бокал с вином выскользнул из пальцев, опрокинувшись прямо на мое платье.

— Чёрт, — выругалась, подскакивая на ноги.

— Та-да-дан, — зловещим голосом выдал кто-то из маркетологов.

Схватилась за салфетки, но движения выходили рваными и бестолковыми, кажется, я начинала паниковать, ровно до того момента как Фёдорова поймала меня за локоть.

— Мы отойдём, — проворковала она и уверенным шагом потащила меня в сторону уборной.

***

— Ты с ума сошла! — накинулась на меня Алиса, когда мы оказались наедине.

— Не кричи, — поморщилась, открывая кран с водой.

— Пожалуйста, скажи, что этот парень не тот, о ком я подумала.

— А о ком ты подумала?! — резко вскинула голову, предостерегающе уставившись на сестру.

Она замялась, смутившись, я же отвернулась обратно, схватив бумажные полотенца и прикладывая их к тёмному пятну на платье.

Родственница рвано выдохнула:

— Ты же не родила тогда... — полувопросительным тоном пробормотала она.

— С чего ты решила?!

Когда я забеременела, Алиске было тринадцать лет, и последний визит в родительский дом как раз пришёлся на середину срока — мой живот только-только начинал выделяться. К счастью, мать с отчимом так ни о чём и не узнали, а вот сестра, с которой я ночевала в одной комнате, была более прозорливой. Поэтому она знала, но мы никогда об этом не разговаривали. И поначалу меня это более чем устраивало. Но, оказалось, не до конца. Где-то глубоко внутри я носила в себе обиду за то, что мир решил подыграть, сделав вид, что не было у Олеси Бодровой никакого ребёнка.   

— Ты же сама живот видела, — не глядя на сестру заметила, продолжая с остервенением тереть ткань. — А потом его не стало.