Потерянные в прямом эфире - Алиса Евстигнеева

Звонок в дверь прозвучал как раскат грома. Я даже подскочила и уже почти ломанулась к двери, но потом вспомнила, что я в этом доме всего лишь гость, и не самый желанный.

Звонок повторился, и в коридоре послышались шаркающие шаги Арсения. Нервно сглотнула: неизвестность пугала, заставляя сердце глухо биться в груди. Из прихожей доносились голоса, но слов я разобрать не могла, хоть и прислушивалась. А потом дверь захлопнулась, и я опять испугалась, что Арсений мог уйти.

Секунды тишины показались мне самой настоящей вечностью… Поэтому негромкие шаги, раздавшиеся за пределами  кухни, были для меня самыми прекрасными звуками на земле.

Но несмотря на то, что расстояние между входной дверью и кухней было всего ничего, Сенька преодолевал его едва ли не целую минуту, словно до последнего сомневаясь — идти или нет. Уже собиралась сделать шаг ему навстречу, когда он всё-таки решился и появился на кухне с букетом цветов в руках.

Замерев в дверях, он переминался с ноги на ногу, и с недоверием смотрел то на меня, то на цветы, видимо, до конца не веря, что действительно собирается подарить их мне. Меня же резко затошнило. Стояла посреди кухни и не знала куда себя деть. Ещё никогда в жизни я не чувствовала себя… столь уязвимой. Вот так вот парадоксально. Арсений всего лишь предпринял один шаг в мою сторону и вся моя броня, наращиваемая годами, вмиг очутилась бесполезной. Этот его испуганный взгляд и упорные попытки сохранить лицо, так сильно похожие на мои… проникали куда-то прямо под кожу, болезненными импульсами скользя по нервам, въедаясь в подкорку, ну и заодно в саму суть меня.

Наконец-то он решился и вытянул руку перед собой.

— В общем… Я подумал, что, возможно... — запнулся, поморщился, но собрался. — Короче, с днём рождения!

Оцепенела. Приоткрыв рот, силилась выдавить из себя хоть какую-то благодарность, но голос меня подвёл, выпустив наружу один лишь сдавленный смешок.

Парень понял это по-своему. Кадык у него дёрнулся, и он раздосадованно начал опускать букет вниз, заключив:

— Не нравится.

Степень горечи в его словах собственно и привела меня в чувства. Перехватила его руку, вцепившись в цветы:

— Что ты, они… прекрасны! Спасибо большое!

Он не отпустил, продолжая настороженно держать свой подарок, почти как я, вцепившаяся в упаковку по другую сторону дрожащими руками. Как же я презирала себя за эту слабость, за то, что чувства не поддавались контролю и у меня никак не получалось быть сильной, хотя бы ради Арсения. Пришлось сжать свободную руку в кулак так, что ногти впились в ладонь — боль отрезвила.

— Очень красивые. Мои любимые.

— Я думал про розы.

— Ненавижу розы, — призналась честно, — такая банальщина. А ирисы… их моя бабушка выращивала.

Сказала и лишь только потом сообразила, что на деле моя бабушка была не только моей бабушкой, но и его прабабушкой... Но Арсений ничего не понял и в конце концов отпустил букет, я же перехватила цветы нелепо прижав к себе, словно опасаясь, что у меня их отберут.

Секунды промедления и общей потерянности, а затем я как по щелчку заметалась по кухне, в безрезультатных попытках пристроить куда-нибудь ирисы.

— Арсений, а где у вас ваза?

— Ваза?

— Ваза.

Судя по его озадаченному виду, сморозила я редкостную глупость. Ну да, откуда в квартире, где жили двое с половиной мужчин — Славу я упорно отказывалась считать за полноценного члена общества, — могла взяться ваза. В итоге обошлись трёхлитровой банкой, каким-то чудом обнаружившейся в глубине кухонного гарнитура.

Ирисы, водружённые в середину обеденного стола, поднимали настроение и вселяли надежду на то, что однажды всё станет на свои места. Вот только где находятся эти самые места и что они из себя представляют, я не имела ни малейшего представления. Впрочем, всё это было неважно по сравнению с тем, как Арсений с неожиданным аппетитом уплетал мой суп. Мне же самой кусок в горло не лез, но я продолжала сидеть за столом напротив ребёнка и бесцельно водить ложкой по давно остывшему борщу.

— А сладкого ничего нет? — нарушая образ строптивого подростка, поинтересовался Арсений, отодвигая от себя пустую тарелку.

— Э-э-э, — задумалась я, проводя мысленную ревизию холодильника. — Нет, ничего такого не покупали, — накануне вечером при составление списка продуктов я исходила из принципов правильности питания и своих кулинарных способностей. — Если хочешь, можно до магазина дойти.

— Можно, — согласился он. — Хотя… подожди.

И, подскочив со стула, ломанулся проверять кухонные шкафы, громко хлопая дверцами.

— Или доставку вызвать.

— Нашёл! — победно вскинул он руки, извлекая откуда-то из глубин буфета фирменную коробку, полную шоколадок. «Алёнка».

Едва не выматерившись, с ужасом покосилась на легкоузнаваемую девочку в косынке. Мне даже пришлось напрячь все силы, чтобы не ляпнуть: «Чур меня».

— Мы с папой в последний раз, — довольный собой отрапортовал он, — когда в супермаркете закупались, целую коробку купили.

— Оу, — пискнула, слабо представляя, что могло сподвигнуть Ключевского на такую покупку.

— Мой любимый шоколад, — продолжал хвастаться Сенька, увлёкшийся своим рассказом. — Правда, папа его отчего-то терпеть не может.

***

Время подходило к вечеру. Мы вновь разошлись по комнатам. Арсений громко объявил, что собирается делать уроки, и скрылся за закрытой дверью.

Я же продолжала бродить по спальне Игоря, отбиваясь от многочисленных звонков и сообщений. По неведомой мне причине люди зачастую отказывались верить в то, что я ненавижу весь этот ажиотаж, связанный с моим рождением. Однажды даже пыталась отключать телефон, но знакомые-друзья-товарищи начинали обижаться, полагая, что я лишаю их такой великой радости, как возможность поздравить меня. Приходилось терпеть и тихо скрипеть зубами.

Алиска, как всегда, объявилась неожиданно, свалившись на мою голову как снег в месяце мае. Она вообще любила так делать: пропадать на неделю, месяц, полгода, после чего опять врывалась в мою жизнь миллионом слов и кучей новостей.

— Сорокаминутная готовность, — объявила сестра, позабыв поздороваться.

— До чего?

— Так я тебе и сказала! Твоё дело собраться, намарафетиться и при полном параде приехать в нужное место.

— Алис, ну просила же, и даже ни один раз, — поморщилась я.

— А я тебе столько же раз объясняла, что твои упаднические настроения меня мало волнуют. Сестра у меня одна, поэтому нефиг такой повод зажимать.

— Вот и не забывай, что единственная и ты рискуешь с ней поругаться, если продолжишь нагло лезть туда, куда тебя не просят, — напомнила ей о наших договорённостях: не мешать другому жить так, как ему хочется.