Когда кончится нефть и другие уроки экономики - Константин Сонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока правительства и Всемирный банк радуются успехам в дерегулировании, отношение в мире к роли государства опять начинает меняться в противоположную сторону. Идея дерегулирования состоит, конечно, в том, что снижение государственного вмешательства, способствуя конкуренции, одновременно снизит цены и повысит качество. Тем не менее в Америке неудачные эксперименты администрации Буша-младшего (2001–2009) по приватизации государственных услуг – от работы тюремщиков до служб спасения, – столь привлекательные в теории, на деле привели к росту коррупции и снижению качества оказываемых услуг. Попытки французского президента Саркози (2007–2012) снизить государственный контроль на рынке труда путем предоставления компаниям большей свободы в увольнении сотрудников, закончились полным фиаско. Правда, фиаско политическим, а не экономическим, но это тоже урок экономики.
Репутация российских регулирующих органов в XXI веке в значительной степени подмочена их политической активностью: и запретом на ввоз “Боржоми” из-за внешнеполитического конфликта с Грузией, и экологическими претензиями к иностранным участникам проекта “Сахалин-2”, и вмешательством в земельные конфликты в Подмосковье, и санкциями, введенными в 2015 году против Украины и Турции. Если продукция из какой-то страны оказывается не соответствующей санитарным нормам в момент, когда обостряются внешнеполитические отношения с этой страной, это означает, что контролирующий орган – Роспотребнадзор – не занимается своей работой компетентно. Качество грузинских вин не поменялось от того, что президент Грузии что-то сказал о президенте России, а качество украинских помидоров не зависит от того, кого избрали президентом Украины. Впрочем, качество продуктов питания в магазинах сравнительно высоко по меркам развивающихся стран, так что свести всю деятельность Роспотребнадзора к чистой политике невозможно. Точно так же и другие регуляторы: не идеально, но работают.
Истории о том, как местные политики выбивали деньги у президента Рузвельта на электрификацию и строительство плотин в своих избирательных округах, долгое время служили источником вдохновения для государственных деятелей по всему миру. Политика масштабных инвестиций в инфраструктуру, предпринятая для борьбы с Великой депрессией в 1932 году, не поставила американскую экономику на путь устойчивого развития. “Пиковый”, преддепрессионный, уровень производства был достигнут только с началом войны. Однако программа Рузвельта дала результаты. Плотины были построены, отдаленные сельские районы освещены, а выросшая занятость сняла угрозу краха политической системы.
Результаты недавнего эксперимента тайваньского правительства, вложившего 65 миллионов долларов в переориентацию сахарной промышленности на производство орхидей, пока непонятны. В случае провала этот пример будут десятилетиями обсуждать либертарианцы – сторонники минимальной роли правительства в экономике. Если же проект окажется успешным, им тут же начнут размахивать, как знаменем, их противники – дирижисты. То же относится и к мерам, которые предприняло китайское правительство в борьбе с мировым финансовым кризисом: в 2009 году оно выделило сотни миллиардов долларов на инвестиции в инфраструктуру и к 2012 году уже отчиталось о тысячах километров новых автодорог и железнодорожных магистралей.
В чем состоит идея государственных инвестиций? Необходимость в них может появиться только тогда, когда по каким-то причинам деятельность рынка, то есть частных лиц и компаний, не приводит к желаемым результатам. Например, гражданам хотелось бы, чтобы была построена современная трасса от Москвы до Ярославля, а частные инвесторы не спешат вкладывать деньги, потому что не видят выгоды. В этом случае желание граждан выполняет правительство, инвестируя их деньги – налоги и доходы от природных ресурсов – в строительство трассы. Для таких коллективных действий – строительства дорог, охраны порядка, обеспечения безопасности – и существует правительство. У правительства своих денег быть не может: оно только распоряжается теми деньгами и активами, которые граждане ему предоставляют. Идея государственных инвестиций состоит в том, что граждане делегируют правительству полномочия вкладывать их деньги.
То же можно сказать и о промышленной политике. Если развитие экономики самой по себе не устраивает граждан, общество дает правительству задание поменять стимулы экономических субъектов так, чтобы активность этих субъектов вела к желаемому результату. Например, гражданам не нравится, что слишком большая часть производства в стране завязана на нефти и газе и, значит, зависит от мировых цен, на которые мы повлиять не можем. Если ввести дополнительные налоги на нефтяников или газовиков, прибыльность их бизнеса снизится, следовательно, повысится привлекательность остальных секторов.
Как показывает опыт, государственные инвестиции связаны с двумя основными опасностями. Во-первых, общественные деньги легче воровать, чем частные. Во-вторых, политик, распределяющий инвестиции, может преследовать свои личные цели, в которых экономический эффект совсем не на первом месте. Практика показывает, что обе эти проблемы стоят очень остро. Политики заботятся о проектах, которые способствуют продлению их собственного пребывания у власти. Чиновники берут взятки и создают барьеры для входа на рынок – за право пройти через барьер, как мы видели в предыдущей главе, можно взять еще более высокие взятки.
Чиновник, получивший откат, то есть взявший деньги за то, чтобы заплатить компании, у которой государство что-то закупает, побольше, а не поменьше, просто ворует деньги у граждан. Это “просто” в том смысле, что экономисту не в чем тут разбираться. В этом деле должны разбираться журналисты и прокуратура. Интересно посмотреть на других чиновников – тех, чья деятельность привела, говорят, к изменениям в лучшую сторону. Интересно было бы проследить историю государственных инвестиций в одну из самых динамично развивавшихся экономик прошлого, ХХ века – Японию. Именно в Японии сложился миф о всемогущем Министерстве внешней торговли и промышленности, мудрая политика которого породила “японское чудо” – сорок лет быстрого экономического роста.
Темпы роста в послевоенной Японии были и впрямь впечатляющими. С 1952 года, когда закончилась американская оккупация, и до 1991-го валовый национальный продукт вырос в 13 раз. На протяжении сорока лет средние темпы роста составляли почти 7 % в год – в 2,5 раза выше, например, американских. Для сравнения, Россия за ХХ век осталась примерно на том же месте, где и была: ВВП на душу населения как был равен примерно 1/3 от американского в 1913 году, так и остался таким же через сто лет. А Япония совершила удивительный рывок – из “среднебогатых” стран в самые богатые. Неудивительно, что у такого успеха оказалось немало “отцов”: сторонники самых разных экономических теорий и парадигм постарались засчитать “японское чудо” себе в актив.
Либертарианцы, сторонники экономической свободы, что в переводе на язык практики означает невмешательство правительства в деятельность граждан и компаний, считают, что низкий уровень налогов – важный фактор устойчивого роста. В период с 1951 по 1970 год, когда среднегодовые темпы роста превышали 9 % – а это очень много по мировым меркам, – налоговая нагрузка на бизнес без учета пенсионных налогов упала с 22,4 до 18,9 %. С увеличением налогов темпы роста снизились. К сожалению, не так-то просто определить, в какую сторону действует зависимость. Возможно, низкие ставки налогов помогают росту. Чем большая доля прибыли остается у того, кто вложил деньги и усилия, тем больше стимулов это делать. С другой стороны, возможно, что при высоких темпах роста у правительства не так велика нужда в дополнительных налоговых сборах. Другими словами, причинно-следственная связь может быть обратной.