Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком - Харриет Джейкобс

– Салли, я сбежала. Впусти меня, скорее!

Она открыла дверь и заговорила приглушенным голосом:

– Ради бога, не делай этого! Бабушка пытается выкупить тебя и детей. Мистер Сэндс приходил на прошлой неделе. Он сказал ей, что уезжает по делам, но хотел, чтобы она постаралась купить вас, а он поможет, чем сможет. Не убегай, Линда! Бабушка и так сама не своя от горестей.

Я ответила:

– Салли, они завтра собираются привезти детей на плантацию и никогда не продадут их никому, пока я в их власти. Что, станешь ты советовать мне вернуться?

– Нет, детка, нет! – ахнула она. – Когда они увидят, что тебя и след простыл, с детьми возиться не захотят. Но где ты будешь прятаться? Этот дом они знают до последнего дюйма.

Я сказала, что у меня есть убежище и большего ей знать не стоит. Попросила войти в мою комнату, как только рассветет, взять всю одежду из сундука и переложить в свой, ибо я знала: мистер Флинт и констебль придут утром, чтобы обыскать комнату. Я боялась, что вид детей окажется слишком сильным зрелищем для моего переполненного сердца, но не могла ступить в неизвестное будущее, не бросив на них последний взгляд. Я наклонилась над кроватью, в которой спали маленькие Бенни и Эллен. Бедняжки! Сироты без отца и матери! Воспоминания об их отце одолели меня. Он хотел, чтобы я была добра к ним, но для него они не были всем, как для женского сердца. Я опустилась на колени и стала молиться о невинных маленьких спящих. Легонько поцеловала их и отвернулась.

Когда я была готова отворить дверь на улицу, Салли положила ладонь мне на плечо и сказала:

– Линда, ты что, так и пойдешь совсем одна? Давай я позову дядю.

– Нет, Салли, – ответила я. – Не хочу, чтобы у кого-то были из-за меня неприятности.

Я вышла наружу в темноту и дождь. И бежала, пока не добралась до дома подруги, которая должна была меня прятать.

Ранним утром мистер Флинт явился в бабушкин дом с расспросами. Она сказала, что не видела меня, и предположила, что я на плантации. Он пристально изучил ее лицо и спросил: «Неужели ты ничего не знаешь о том, что она сбежала?» Она заверила его, что не знает. Тогда он сказал: «Прошлой ночью она сбежала без малейшего повода. Мы очень хорошо обращались с ней. Она нравилась моей жене. Вскоре ее найдут и приведут обратно. Ее дети с тобой?» Когда бабушка сказала, что да, он ответил: «Очень рад это слышать. Если они здесь, она не может быть далеко. Если я узнаю, что кто-то из моих черномазых как-то связан с этим чертовым делом, я выдам ему пять сотен плетей». Уже направляясь к дому отца, он повернулся и убедительно добавил: «Пусть только ее вернут, и ей придется жить с детьми».

Новости привели старого доктора в ярость, и буря достигла небывалой силы. Хлопотный выдался день для Флинтов. Дом бабушки обыскали от подвала до чердака. Поскольку сундук оказался пуст, они решили, что я взяла вещи с собой. Еще до десяти утра каждое судно, направлявшееся на Север, тщательно обыскали, и на всех кораблях зачитали вслух закон о тех, кто укрывает беглых. Ночью по всему городку выставили стражу. Зная, как расстроится бабушка, я хотела послать весточку, но не могла. За каждым, кто входил в ее дом или выходил из него, пристально следили. Доктор сказал, что заберет детей, если она не согласится отвечать за них, на что она, конечно же, с готовностью согласилась.

Следующий день тоже прошел в поисках. Перед наступлением вечера на каждом углу и в каждом общественном месте на мили вокруг были вывешены следующие объявления:

300 долларов вознаграждения! От подателя сего объявления бежала рабыня – умная, смышленая мулатка по имени Линда, 21 года от роду. Рост – 5 футов 4 дюйма[27]. Темные глаза и черные волосы, вьющиеся, но могут быть зачесаны гладко. На переднем зубе темное пятно. Умеет читать и писать и, по всей вероятности, попытается пробраться в свободные штаты. Всем людям воспрещается под страхом предусмотренного законом наказания давать приют или работу означенной рабыне. 150 долларов заплатят любому, кто поймает ее в пределах штата, и 300 долларов, если поймают за пределами штата и доставят мне или заключат в тюрьму.

Искать меня продолжали с бо́льшим упорством, чем я рассчитывала. Мне начинало казаться, что спасение невозможно. Я пребывала в большой тревоге, опасаясь подставить под удар подругу, приютившую меня. Мне было известно, что последствия будут страшны; но, как бы я ни боялась, что меня поймают, даже попасться казалось лучше, чем причинить невинному человеку страдания за проявленную доброту. Неделя миновала в ужасной неопределенности. Однажды преследователи подобрались настолько близко, что я уверилась, будто меня проследили до самого убежища. Я выбежала из дома и спряталась в густых зарослях кустарника. Там и просидела в мучительном страхе около двух часов. Внезапно вокруг ноги обвилась какая-то рептилия. В ужасе я нанесла удар, от которого ее кольца ослабли, но невозможно было понять, убила ли я ее; было так темно, что я не могла хорошенько разглядеть тварь, ощущала только нечто холодное и слизкое. Боль, которую я вскоре ощутила, свидетельствовала о том, что укус был ядовитым. Я была вынуждена покинуть укрытие и ощупью пробраться в дом. Боль усиливалась, и подруга вздрогнула, увидев на моем лице выражение му́ки. Я попросила ее приготовить припарку из теплой золы и уксуса и приложила к ноге, которая успела сильно распухнуть. От припарки стало чуть легче, но опухоль не спала. Страх потерять ногу был сильнее физической боли, которую я испытывала. Подруга спросила одну старуху, которая врачевала рабов, какие средства полезны при укусе змеи или ящерицы. Та посоветовала бросить в уксус десяток медяков, дать постоять ночь и нанести на воспаленное место получившийся раствор[28].

Несколько раз удавалось осторожно передать весточку родственникам. Им грозили всяческими карами, и они, потеряв надежду на возможность моего спасения, советовали вернуться к хозяину, попросить прощения и позволить ему сделать из меня пример для других. Но такие советы не имели на меня влияния. Начиная это опасное предприятие, я решила: будь что будет, обратного пути нет. «Дайте мне свободу – или дайте мне смерть»[29] – таков был мой девиз. Когда подруга сообщила родственникам о болезненном положении, в котором я пребывала вот уже двадцать четыре часа, те перестали заговаривать о возвращении к хозяину. Следовало что-то сделать – да поскорее; но к кому обратиться за помощью, не знали. Бог же в милости своей послал мне «друга в беде».