Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком - Харриет Джейкобс

Я решила не давать повода попрекать меня слишком «барским» поведением в том, что касалось работы. Я трудилась день и ночь, и впереди меня не ждало ничего, кроме несчастий. Ложась спать рядом с дочерью, я понимала, насколько легче было бы видеть ее мертвой, чем смотреть, как хозяин бьет ее – как ежедневно на моих глазах избивал других детей. Дух их матерей был настолько сокрушен плетью, что они стояли рядом и не имели мужества попрекнуть его. Сколько еще надо выстрадать, прежде чем меня «укротят» до такой степени?

Я старалась казаться как можно более довольной. Иногда выдавалась возможность послать домой пару строк, и это будоражило воспоминания, из-за которых некоторое время было трудно выглядеть спокойной и безразличной к своей судьбе. Несмотря на все старания, я видела, что мистер Флинт наблюдает за мной подозрительным взором. Эллен сломалась под грузом испытаний новой жизни. Разлученная со мной, девочка, за которой никто не присматривал, бесцельно бродила по двору и за пару дней доплакалась до болезни. Однажды она села под окном той комнаты, где я работала, рыдая тем усталым плачем, от которого материнское сердце истекает кровью. Мне пришлось приложить все силы, чтобы стерпеть. Через некоторое время плач умолк. Я выглянула в окно. Эллен нигде не было. Поскольку было около полудня, я отважилась спуститься вниз, чтобы поискать ее. Хозяйский дом стоял на сваях и был приподнят над землей на два фута[21]. Я заглянула под него и увидела ее почти в самом центре, крепко спящую. Я заползла под дом и вытащила дочь. Держа девочку на руках, я подумала, как было бы хорошо ей никогда не просыпаться, и произнесла эту мысль вслух. И вздрогнула, услышав, как кто-то сказал: «Ты со мной сейчас разговаривала?» Я подняла глаза и увидела, что рядом стоит мистер Флинт. Он больше ничего не сказал, но, нахмурившись, отвернулся. Тем вечером хозяин прислал Эллен бисквит и чашку подслащенного молока. Эта щедрость меня удивила. Впоследствии я узнала, что вечером он убил огромную змею, которая выползла из-под дома, и предположила, что причиной необыкновенной доброты послужил этот инцидент.

На следующее утро старую телегу загрузили дранкой, которую надлежало отправить в городок. Я усадила в нее Эллен и отослала к бабушке. Мистер Флинт сообщил, что я должна была спросить его разрешения. Я ответила, что девочка больна и требовала внимания, на которое у меня не было времени. Он спустил мне это с рук, поскольку знал, что я сумела проделать большую работу за недолгое время.

Я пробыла на плантации три недели и решила наведаться домой. Это надо было делать ночью, после того как остальные улягутся спать. Плантаторский дом стоял в шести милях[22] от городка, и дорога была очень однообразной и скучной. Я должна была идти с юношей, который, как было мне известно, часто тайком пробирался в городок, навещая мать. Однажды ночью, когда все затихло, мы пустились в путь. Страх ускорял шаги, и дорога не отняла много времени. Я подошла к дому бабушки. Ее спальня располагалась на первом этаже; окно было открыто, поскольку стояла теплая погода. Я окликнула ее, и бабушка проснулась. Она впустила меня и закрыла окно, чтобы какой-нибудь случайный прохожий меня не увидел. Принесли свечей, и весь дом собрался вокруг меня. Кто улыбался, кто плакал. Я пошла взглянуть на детей и поблагодарила Бога за их счастливый сон. Я наклонялась над ними, роняя слезы. Когда я собиралась уйти, Бенни пошевелился. Я повернулась к нему и прошептала:

– Мама здесь.

Он потер глаза маленькими кулачками, открыл их и сел в постели, с любопытством глядя на меня. Удостоверившись, что это я, он воскликнул:

– О матушка! Ты же не мертвая, нет? Тебе не отрезали голову там, на плантации, правда?

Отведенное мне время слишком скоро закончилось, и провожатый уже ждал меня. Я уложила Бенни обратно в постель и осушила его слезы обещанием вскоре прийти снова. Мы заторопились в обратный путь. Примерно на полпути нам повстречался отряд патрульных. К счастью, мы заслышали топот копыт раньше, чем увидели их, и было время спрятаться за большим деревом. Они проехали мимо, перекликаясь и хохоча, что явно указывало на недавнюю веселую пирушку. Как же мы были благодарны за то, что при них не было собак! Пришлось ускорить шаги, и на ближних подступах к плантации мы услышали скрип ручной мельницы. Рабы мололи кукурузу. Мы благополучно пробрались в дом до того, как рожок призвал их к дневным трудам. Я разделила узелок с едой, который бабушка дала с собой, с провожатым, зная, что у него не было возможности смолоть себе кукурузу, а ему предстоит целый день трудиться в поле.

Мистер Флинт часто совершал обход дома, чтобы убедиться, что никто из слуг не предается праздности. Все управление домашними хлопотами было доверено мне, потому что он совершенно в нем не разбирался, а вместо того, чтобы нанять управляющего, удовлетворился моими распоряжениями. Он часто приставал к отцу, настаивая на необходимости моего присутствия на плантации, чтобы я заботилась о его делах и шила одежду для рабов; но старик слишком хорошо знал сына, чтобы согласиться.

Когда я проработала месяц, навестить мистера Флинта приехала его двоюродная бабушка. Это была та самая добрая старая леди, которая заплатила пятьдесят долларов за мою бабушку с целью освободить ее, когда она стояла на аукционной площадке. Бабушка любила ее, и все мы называли ее мисс Фэнни. Она часто приезжала попить с нами чаю. По такому случаю стол застилали снежно-белой скатертью, а из старинного буфета доставали фарфоровые чашки и серебряные ложечки. Подавали горячие кексы, чайные сухарики и вкусные лакомства. Бабушка держала двух коров, и свежие сливки были любимым десертом мисс Фэнни. Она неизменно объявляла, что у бабушки они лучшие в городке.

Старушки славно проводили время. Они рукодельничали и болтали, и порой, когда заходил разговор о былых временах, очки их туманились от слез, да так, что приходилось снимать и протирать. Всякий раз, когда мисс Фэнни прощалась с нами, ее сумка была наполнена лучшими пирогами, и гостью просили поскорее заглядывать снова.

Было время, когда жена доктора Флинта и сама захаживала к нам, и своих детей посылала полакомиться отменными кушаньями «тетушки Марти». Но когда я стала предметом ее ревности и злобы, миссис Флинт разгневалась на бабушку за то, что она дала приют мне и моим детям. И даже не заговаривала с ней на улице. Это ранило бабушкины чувства, поскольку она не могла таить зло на женщину, которую во младенчестве выкормила своим молоком. Жена доктора с радостью воспрепятствовала бы моей встрече с мисс Фэнни, если бы смогла, но, к счастью, та никак не зависела от щедрот Флинтов. Она была достаточно обеспечена, чтобы быть независимой, а это куда больше, чем можно выиграть от чужой благотворительности, какой бы щедрой она ни была.

С мисс Фэнни у меня было связано немало дорогих воспоминаний, и я была рада снова увидеться с ней. Теплота ее большого верного сердца заставляла сам дом казаться приятнее. Она прогостила неделю, и мы часто беседовали. По ее признанию, главная цель приезда состояла в том, чтобы узнать, как со мной обращаются и можно ли что-нибудь для меня сделать. Мисс Фэнни спросила, может ли как-нибудь помочь. Я сказала, что, по моему разумению, помочь мне никак невозможно. Она посочувствовала мне на свой особый лад, сказав, что желала бы, чтобы я и все родственники бабушки упокоились в своих могилах, ибо до тех пор она не перестанет о нас тревожиться. Доброй старушке и во сне не приснилось бы, что я планирую избавить ее от беспокойства о себе и своих детях, но не путем смерти, а обеспечив свободу.