Оранжевый - хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - Пайпер Керман

На воле дома можно прекрасно отдохнуть после долгого рабочего дня, но в тюрьме так не получается. В блоке Б шел громкий спор о пердеже. Его начала Азия, которая вообще-то даже не жила в Б и вскоре была изгнана: «Азия, ты совсем берегов не видишь! Вали-ка отсюда, засранка ты эдакая!» – крикнули ей вслед.

В «гетто» мне жилось довольно неплохо, в основном благодаря удачному соседству с Натали и, возможно, моему убеждению, что попросить о переводе было все равно что открыто признаться в расизме, а также моему опыту обучения в элитном женском колледже. При жизни в окружении одних женщин кое-что никогда не меняется: будь рядом с тобой хоть дамы высшего света, хоть последние оборванки. В колледже Смит повсеместное увлечение едой проявлялось в ужинах при свечах и пятничных факультетских чаепитиях, а в Данбери – в готовке в микроволновых печах и кражах еды. Во многом я лучше других заключенных была подготовлена к жизни среди женщин, которая кого хочешь могла свести с ума. В тюрьме было меньше проблем с булимией и больше ссор, чем в колледже, но женский дух был точно таким же: в хорошие дни он выражался в крепком товариществе и похабных шутках, а в плохие дни – в театральных драмах и докучливых, злобных сплетнях.

Тюрьма была странным местом: женское общество, где было всего несколько мужчин, почти армейская жизнь, доминирующая парадигма «гетто» (как городского, так и сельского) сквозь женскую призму, сборище всех возрастов, от глупых девчонок до старых бабушек, и совершенно разные уровни терпимости. Безумная концентрация людей приводит к безумному поведению. Я только сейчас, глядя со стороны, начинаю ценить все это сюрреальное своеобразие, но тогда я готова была в разгар метели босиком пройти по стеклу до самого Нью-Йорка, только бы снова оказаться рядом с Ларри.

Мой куратор мистер Буторский придерживался разработанных им же правил. Раз в неделю он вызывал всех своих подопечных – то есть половину лагеря – на минутную аудиенцию. Услышав свое имя, тебе следовало прийти в кабинет, который Буторский делил с Торичеллой, и поставить подпись в толстой книге, чтобы подтвердить свою явку.

«Все в порядке?» – спрашивал он. Тут можно было самой задать вопросы, пооткровенничать или пожаловаться. Я только задавала вопросы, обычно прося разрешить мне еще одного посетителя.

Иногда он был особенно любопытен. «Как дела, Керман?» – «У меня все в порядке». – «Ладите с мисс Малкольм?» – «Да, она просто супер». – «Хорошая женщина. Никогда не доставляет мне проблем. Не то что другие». – «Э-э, мистер Буторский?..» – «Для такой, как вы, Керман, здесь все в новинку. Но вы, похоже, справляетесь». – «Что-нибудь еще, мистер Буторский? Если нет, я пойду…»

А иногда ему хотелось поболтать.

«Мне скоро на пенсию, Керман. Я почти двадцать лет здесь проработал. Все уже столько раз поменялось. У власть имущих вечно разные представления о том, как все должно быть устроено. Но они же понятия не имеют, что здесь происходит». – «Что ж, мистер Буторский, вам понравится на пенсии». – «Да уж… Я подумываю перебраться куда-нибудь в Висконсин… Где побольше нас, северян, ну, вы понимаете».

Шофера Минетту, которая в свое время привезла меня в лагерь, должны были выпустить в апреле. Дата ее освобождения приближалась, и в лагере активно обсуждали, кто придет на ее место, ведь шоферу единственному из всех заключенных позволялось каждый день выезжать за территорию. Шофер ездил по поручениям надзирателей, доставлял заключенных и их сопровождающих в больницы и подвозил освобожденных до автобусной остановки – к этому могли добавляться и любые другие задачи. Никогда еще шофером не становилась заключенная не из числа «северян».

Однажды я пришла в кабинет куратора на минутную аудиенцию. Пока я расписывалась в книге, мистер Буторский не спускал с меня глаз.

– Керман, может, напишете заявление на должность шофера? Минетта скоро выходит. На эту работу нам нужен ответственный человек. Это важная позиция.

– Э-э… Мистер Буторский, можно мне немного подумать?

– Конечно, Керман, подумайте об этом.

С одной стороны, будучи шофером, я могла уединяться с Ларри в туалетных кабинках на автозаправках, с другой – шофера обычно считали главным стукачом. Стучать я ни на кого не собиралась ни за какие коврижки и точно не хотела сближаться с надзирателями, что было неизбежно при работе шофером. Плюсы были так себе, а минусы огромны, так что я решила не искушать судьбу. К тому же после истории с отверткой я вообще не желала нарушать тюремные законы, как бы сильно мне ни хотелось близости с Ларри. При следующей встрече с мистером Буторским я спокойно отказалась от его предложения, что его немало удивило.

Когда я появилась в лагере, правительница кухни Поп привычно смотрела фильм недели вместе с Минеттой и Ниной, своей соседкой по койке. Они сидели на лучших местах в задней части комнаты, болтали и наслаждались контрабандными деликатесами, украденными Поп. Когда Минетта съехала на временную квартиру, ее место ненадолго заняла высокая, представительная и молчаливая белая девушка, которая постоянно что-то вязала и вскоре собиралась на свободу. Нине тоже оставалось недолго, но она отправлялась «вниз», чтобы пройти местную программу по избавлению от наркотической зависимости. Это являлось обязательным условием для всех заключенных, у которых в анамнезе была указана наркотическая или алкогольная зависимость и которым не повезло оказаться направленным на программу выносившим приговор судьей. Это была единственная серьезная программа реабилитации в Данбери (за исключением разве что щенков), а в настоящее время она представляет собой единственный способ существенного сокращения срока, предусмотренный федеральной системой исполнения наказаний. Получившие направление на программу обитательницы лагеря всегда были немного напуганы, ведь она проводилась не в лагере, а в «настоящей» тюрьме – с высоким уровнем безопасности и за тройным забором, – где содержались тысяча двести женщин, отбывающих длительные сроки, некоторые даже пожизненные.

Нина к тому же беспокоилась о том, чтобы найти вместо себя подходящую замену для Поп. После промаха в столовой я и представить себе не могла, что вхожу в список кандидатов, но одним субботним вечером Нина подозвала меня в общей комнате. Они с молчаливой девушкой сидели по обе стороны от Поп.

– Пайпер, иди перекуси!

Устоять перед контрабандной едой было невозможно – вряд ли кто-то мог удержаться от простой радости съесть что-то, кроме казенной еды, особенно если блюдо было приготовлено с любовью. Впрочем, после скрытой угрозы Поп в столовой я чертовски ее стеснялась.

Они ели чипсы с гуакамоле. Я знала, что авокадо куплены в тюремном магазине, а потому не были контрабандой. Мне не хотелось показаться жадной, поэтому я взяла лишь чуть-чуть.

– Какая вкуснятина! Спасибо!