Оранжевый - хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - Пайпер Керман

Сколько бы она ни болтала о своем сорбоннском образовании, в наших опытах с электричеством Леви оказалась абсолютно бесполезна. Мы пару недель изучали выданную брошюру (по крайней мере, некоторые из нас), после чего нам устроили опрос. Все списывали и делились друг с другом ответами. Я почти не сомневалась, что к тем, кто провалит тест или кого поймают на списывании, все равно не применят никаких мер. Все это казалось мне каким-то театром абсурда, ведь никого из нас все равно не могли уволить за некомпетентность. Однако основной инстинкт самосохранения заставил меня прочитать информацию и запомнить, как работать с электрическим током без риска для жизни. Я не собиралась умирать, распластавшись на линолеуме в полиэстеровой форме и поясе с инструментами.

Одним снежным днем примерно неделю спустя мы после обеда пришли в мастерскую и обнаружили ДеСаймона, позвякивающим ключами от большого белого фургона.

– Керман… Риалес… Леви. Забирайтесь в фургон.

Мы последовали за ним. Он сел за руль. Мы спустились с холма, затем проехали мимо здания, в котором находился детский сад для детей надзирателей, и мимо десятка маленьких белых государственных домов, где жили некоторые надзиратели. Мы часто меняли лампочки наружного освещения и проверяли электропанели в этих домах, но на этот раз ДеСаймон здесь не остановился. Фургон покинул территорию тюрьмы и поехал по шоссе, которое огибало наш лагерь. Мы с Маленькой Джанет и Леви удивленно переглянулись. Куда он нас вез?

Примерно в четверти мили от тюрьмы фургон остановился возле маленького бетонного здания в жилом районе. Мы вслед за ДеСаймоном подошли к этому зданию, и он открыл дверь. Изнутри доносился какой-то механический гул.

– Что это за место, мистер ДеСаймон? – спросила Леви.

– Насосная станция. Отсюда подается вода, – ответил он, затем заглянул внутрь и снова закрыл дверь. – Оставайтесь здесь.

С этими словами он вернулся в фургон и уехал.

Мы с Маленькой Джанет и Леви остались стоять с открытыми ртами. Может, мне все это привиделось? Неужели и правда нас оставили одних на воле? Три заключенные в тюремной форме, совершенно одни – может, это была какая-то проверка? Маленькая Джанет, которая до Данбери почти два года отсидела в ужасных условиях, как будто пребывала в шоке.

– О чем он думает? – воскликнула Леви. – Что, если нас заметят? Они ведь сразу поймут, что мы заключенные!

– Не может быть, чтобы это было не против правил, – сказала я.

– У нас будут неприятности! – испугалась Маленькая Джанет.

Я подумала, что случится, если мы уйдем. Само собой, нам не поздоровится. Скорее всего, нас отправят в изолятор и обвинят в «побеге», но сколько понадобится времени, чтобы нас задержать?

– Вы только посмотрите на эти дома! О боже… Школьный автобус! Ой! Я так соскучилась по своим детям! – запричитала Леви.

Мне было ужасно жаль всех тех, кого тюрьма разлучила с детьми, но я также знала, что дети Леви жили недалеко, однако она не разрешала им навещать ее, не желая, чтобы они видели мать в тюрьме. Это казалось мне неправильным, ведь ребенку очень важно своими глазами видеть, что с его мамой все в порядке, пусть она и находится в столь неприятном месте. Как бы то ни было, в тот момент мне лишь хотелось, чтобы Леви перестала плакать.

– Давайте осмотримся, – предложила я.

– Нет!!! – вскричала Маленькая Джанет. – Пайпер, нас и так ждут неприятности! Не сходи с места!

Она казалась такой напуганной, что я не стала противиться.

Мы стояли как идиотки. Ничего не происходило. В округе было тихо. Каждые пару минут мимо нас проезжала машина. Никто не показывал на нас пальцем и не ударял по тормозам, увидев трех заключенных на свободе. В конце концов мимо нас прошел мужчина с огромной мохнатой собакой.

Я решила завязать разговор:

– Никак не пойму, ньюфаундленд это или пиренейская горная… Симпатичный пес, правда?

– Ушам своим не верю – тебя только собака интересует?! – поразилась Маленькая Джанет.

Мужчина смотрел прямо на нас.

– Он же нас видит!

– Конечно, видит, Леви. Мы заключенные – и мы стоим на углу его улицы. Как можно нас не заметить?

Мужчина приветственно махнул нам рукой и пошел дальше.

Минут через сорок пять ДеСаймон вернулся с метлами и велел нам прибраться на насосной станции. На следующей неделе мы вычистили погреб – длинный сарай на территории тюрьмы. В этом погребе было свалено в кучу оборудование из всех мастерских. Работая в полутьме, мы обнаружили на полу здоровенные змеиные шкуры, сброшенные во время линьки, отчего перепугались до чертиков к немалому удовольствию ДеСаймона. Вскоре в тюрьму должна была приехать инспекция, и руководство хотело, чтобы везде все было в порядке.

Из погреба пришлось вытаскивать немало мусора. Работа эта была грязной и нередко тяжелой. Мы целыми днями таскали здоровенные металлические трубы, старые инструменты и запчасти, которые сваливали в гигантские мусорные баки. В мусор отправлялись керамические ванны и нераспакованные раковины, новые системы подогрева пола и тяжелые, запечатанные пачки гвоздей.

«Вот куда идут наши налоги», – ворчали мы за работой. Мне никогда прежде не приходилось работать так тяжело. Когда мы закончили, погреб оказался пуст и готов к осмотру инспекцией.

Хотя я быстро узнала, что все тюремные правила были созданы, чтобы их нарушали как заключенные, так и персонал, один закон работы в электротехнической мастерской соблюдался неукоснительно. В большой «клетке» с инструментами, где сидел служащий мастерской, было все на свете: пилы, электродрели, множество особых отверток, щипцов, кусачек, ремни для инструментов, укомплектованные полным набором самого необходимого, – словом, комната была до отказа забита потенциальными орудиями убийства. Для пользования этими инструментами была разработана специальная система: каждой из заключенных присваивался определенный номер и выдавалась связка металлических пластинок, напоминающих таблички, которые крепятся к ошейнику собак. Отправляясь на задание, каждая из заключенных обменивала инструмент на пластинку и обязывалась его вернуть. В конце каждой смены ДеСаймон лично проверял инвентарную клетку. Он сразу сказал, что при пропаже инструмента та заключенная, чья пластинка висит на его месте, отправится в изолятор. Похоже, ему было важно только это правило. Однажды у нас пропало сверло, и в поисках него мы перевернули всю мастерскую и фургон, пока ДеСаймон наблюдал за нами, а единственный служащий едва сдерживал слезы. В конце концов оказалось, что этот чертов кусок металла закатился под крышку одного из ящиков для инструментов.

Персонал тюрьмы в основном отчаянно не любил ДеСаймона. Многие называли его «Грязным янки» (или и того хуже). Может, его и не любили, но при этом он руководил тюремной профсоюзной ячейкой, а это означало, что начальство позволяло ему поступать по-своему. «ДеСаймон – козел, – искренне признался мне заведующий другой мастерской. – Поэтому мы его и выбрали». Под началом этого невозмутимого Козла я и изучила азы электротехники.