Есть, молиться, любить - Элизабет Гилберт

Не хочу больше быть замужем.

В дневные часы я отталкивала эту мысль, но по ночам не могладумать ни о чем ином. Это была настоящая катастрофа. Лишь я одна могла проявитьпоистине преступный идиотизм: дотянуть брак до такой стадии — и только потомпонять, что хочу все бросить. Дом мы купили всего год назад. Неужели мне нехочется жить в этом замечательном доме? Ведь когда-то он мне нравился. Такпочему же теперь каждую ночь я брожу по его коридорам и завываю, как Медея?Неужели я не горжусь всеми нашими накоплениями — дом в престижном районеХадсон-Вэлли, квартира на Манхэттене, восемь телефонных линий, друзья, пикники,вечеринки, уик-энды, проведенные в магазинах очередного торгового центра,похожего на гигантскую коробку, где можно купить еще больше бытовой техники вкредит? Я активно участвовала в построении этой жизни — так почему же теперьмне кажется, что вся эта конструкция, до последнего кирпичика, не имеет со мнойничего общего? Почему на меня так давят обязательства, почему я устала бытьглавным кормильцем в семье, а также домохозяйкой, устроителем вечеринок,собаковладельцем, женой, будущей матерью и, в урывках между всем этим, еще иписательницей? Не хочу больше быть замужем.

Муж спал в соседней комнате на нашей кровати. Я любила иненавидела его примерно поровну. Будить его и делиться своими переживаниямибыло совершенно ни к чему. Он и так был свидетелем того, как в течениенескольких месяцев я разваливалась на куски и вела себя, как ненормальная (ябыла даже не против, чтобы меня так называли). Я порядком его утомила. Мы обапонимали, что со мной что-то не так, но терпение мужа было не бесконечным. Мыссорились и кричали друг на друга и устали от всего этого так сильно, какустают лишь пары, чей брак катится к чертям. Даже взгляд у нас стал, как убеженцев.

Многочисленные причины, по которым я больше не хотела бытьженой этого человека, не стоит перечислять здесь хотя бы потому, что онислишком личные и слишком безотрадные. Во многом виновата была я, но и егопроблемы сыграли свою роль. И это естественно: ведь в браке всегда двесоставляющие, два голоса, два мнения, две конфликтующие стороны, каждая изкоторых принимает собственные решения, имеет собственные желания и ограничения.Но я думаю, что некрасиво обсуждать проблемы мужа в этой книге. И не стануникого убеждать, что способна пересказать нашу историю беспристрастно. Пустьлучше рассказ о том, как разваливался наш брак так и останется за кадром. Ятакже не стану открывать причины, по которым мне одновременно и хотелосьостаться его женой, не стану говорить о том, какой чудесный это был человек, зачто я любила его и почему вышла за него замуж и почему жизнь без него казаласьмне невозможной. Все это останется при мне. Скажу лишь, что в ту ночь муж былдля меня в равной степени маяком и камнем на шее. Перспектива уйти от негоказалась немыслимой, но еще более невыносимой была перспектива остаться. Мне нехотелось, чтобы кто-то (или что-то) пострадал по моей вине. Если можно было бытихонько выйти через черный ход без всякой сумятицы и последствий и бежать,бежать, бежать до самой Гренландии — я бы так и сделала.

Это не самая радостная часть моей истории. Но я должнарассказать ее, потому что именно тогда, на полу в ванной, случилось нечто,навсегда изменившее весь ход моей жизни. Это было сравнимо с тем непостижимымастрономическим явлением, когда планета в космосе переворачивается на стовосемьдесят градусов без всякой на то причины и ее расплавленная оболочкасмещается, изменяя расположение полюсов и меняя форму так, что планета в одномгновение становится овальной, а не круглой. Нечто похожее я тогда и испытала.

А случилось вот что: я вдруг начала молиться.

Ну, знаете, как люди молятся Богу.

Надо сказать, такого со мной еще не случалось. Кстати, разуж я впервые произнесла это многозначительное слово — БОГ и поскольку оно ещене однажды встретится на страницах книги, думаю, справедливо будет отвлечься наминуту и объяснить, что я подразумеваю под этим словом, — чтобы люди сразурешили, стоит ли считать мои слова оскорбительными или нет.

Отложим на потом спор о том, существует ли Бог вообще. Хотянет — давайте лучше совсем забудем об этом споре. Сначала поясню, почему яиспользую слово «Бог», хотя вполне можно было бы назвать Его, скажем, Иеговой,Аллахом, Шивой, Брахманом, Вишну или Зевсом. Я, конечно, могла бы называть Бога«Оно», как в древних санкритских священных книгах — это довольно точно характеризуетто всеобъемлющее, не поддающееся описанию нечто, к которому мне порой удавалосьприблизиться. Но «Оно» — какое-то безличное слово, скорее объект, чем существо.Лично мне нелегко молиться кому-то, кого называют «Оно». Мне нужно имя, чтобысоздать впечатление личного общения. По этой же причине я не могу обращаться коВселенной, Великой бездне, Великой силе, Высшему Существу, Единству, Создателю,Свету, Высшему разуму и даже самой поэтичной интерпретации имени Божьего — ТениПеремен, — кажется, так Его называли в гностических евангелиях.

Ничего не имею против всех этих названий. По мне так все ониимеют равное право на существование, поскольку в равной степени адекватно инеадекватно описывают то, что описать нельзя. Но каждому из нас нужно имясобственное, которым бы мы называли это неописуемое нечто. Мне ближе всего Бог,вот я и зову Его Богом. Признаюсь также, что обычно зову Бога «Он», и меня этони капли не коробит, так как я воспринимаю слово «Он» всего лишь как подходящееличное местоимение, а не анатомическую характеристику и уж точно не повод дляфеминистского бунта. Не имею ничего против того, что для кого-то Бог — это«Она», я даже понимаю, что вынуждает людей звать Его женским именем. Но,по-моему, Бог-Он и Бог-Она имеют равное право на существование и одинаковоточно и неточно описывают то, что должны описать. Хотя стоит все-таки писатьэти местоимения с большой буквы в знак уважения к божественному присутствию —мелочь, а приятно.

Вообще-то, по рождению, а не по убеждению, я христианка.Родилась в англо-саксонской протестантской семье. Но, несмотря на мою любовь кИисусу, великому проповеднику мира на земле, несмотря на то, что я сохраняю засобой право в определенных жизненных ситуациях задаваться вопросом, какпоступил бы Он, с одной христианской догмой я все же никогда не соглашусь. Этопостулат о том, что единственный путь к Богу — вера в Иисуса. Так что, строгоговоря, никакая я не христианка. Большинство моих знакомых христиан спониманием и непредвзятостью относятся к моим чувствам. Правда, большинствомоих знакомых никак не назовешь догматиками. Тем же, кто предпочитает говоритьи думать строго в рамках христианского канона, могу выразить лишь сожаление ипообещать не лезть в их дела.

Меня всегда привлекали трансцендентальные мистические ученияво всех религиях. Я с трепетным волнением в сердце отзывалась на слова любого,кто утверждал, что Бог не живет в догматических рамках священных писаний, невосседает в небе на троне, а обитает где-то совсем рядом с нами — гораздо ближе,чем мы можем предположить, наполняя наши сердца своим дыханием. И я благодарнавсем, кому удалось заглянуть в самый центр собственного сердца и кто вернулся вмир, чтобы сообщить всем нам, что Бог — это состояние безусловной любви. Вовсех мировых религиозных традициях всегда были мистики-святые и просветленные,и все они описывали один и тот же опыт. К сожалению, для многих дело кончилосьарестом и казнью. И все же я отношусь к ним с глубоким трепетом.