Пляска смерти - Стивен Кинг

Так вот, Кирби Макколи подсказал мне, что Деннис – самыйподходящий человек, чтобы исправить ошибки, допущенные в мягком издании “Танцасмерти”. Я спросил Денниса, не согласится ли он это сделать, и он согласился. Яотправил ему свою растущую с каждым днем пачку писем “вы здесь ошиблись” через“Федерал экспресс”. Не преувеличу, утверждая, что Деннис оказал мне – и всем,кого заботит точность даже в такой мрачной темнице, как жанр ужасов – неоценимуюуслугу. Это издание гораздо свободнее от ошибок, чем первая книга, вышедшая втвердой обложке, и тем более предыдущее издание – “Беркли”. Это заслуга ДеннисаЭтчисона, которому помогала толпа фэнов. Я хочу, чтобы все об этом узнали, ихочу еще раз поблагодарить человека, который поправлял мне рубашку и расчесывалволосы.

Леди и джентльмены, помогите Деннису Этчисону, как он помогмне.

Стивен Кинг.

Июнь. 1983г.

1

Впервые я пережил ужас – подлинный ужас, а не встречу сдемонами или призраками, живущими в моем воображении, – в один октябрьский день1957 года. Мне только что исполнилось десять. И, как полагается, я находился вкинотеатре – в театре “Стратфорд” в центре города Стратфорд, штат Коннектикут.

Шел один из моих любимых фильмов, и то, что показывалиименно его, а не вестерн Рандольфа Скотта или боевик Джона Уэйна, оказалосьвполне уместно. В тот субботний день, когда на меня обрушился подлинный ужас,была “Земля против летающих тарелок” (Earth vs. the Flying Saucers) Хью Марлоу,который в то время, вероятно, был больше известен по роли кокетливого истрадающего безудержной ксенофобией приятеля Патриции Нил в фильме “День, когдаЗемля остановилась” (The Day the Earth Stood Still), чуть более старой игораздо более рациональной научно-фантастической картине.

В “Дне, когда Земля остановилась” пришелец по имени Клаату(Майкл Ренни в ярко-белом межгалактическом комбинезоне) сажает свое летающееблюдце на эспланаде посреди Вашингтона (блюдце, когда включен двигатель,светится, как пластмассовые фигурки Иисуса, которыми награждали в воскреснойшколе тех, кто вызубрил больше стихов из Библии). Клаату спускается по широкомутрапу и останавливается; на него глядят сотни пар испуганных глаз и сотниармейских винтовок. Момент, исполненный напряжения, такие моменты приятновспомнить, и именно они на всю жизнь делают людей вроде меня поклонникамикинематографа. Клаату начинает возиться с какой-то штуковиной, похожей, насколькоя помню, на приспособление для борьбы с сорняками, и скорый на рукумальчишка-солдат стреляет в него. Разумеется, как выяснилось, приспособлениебыло подарком президенту. Никаких смертоносных лучей: всего лишь аппарат длялечения рака.

Так было в 1951 году. А шесть лет спустя, в субботний день вКоннектикуте, поступки и внешность парней из летающих тарелок были куда менеедружественными. В отличие от благородного и немного печального Майкла Ренни вроли Клаату пришельцы из “Земли против летающих тарелок” напоминали старые иисключительно злобные деревья с узловатыми сморщенными телами и морщинистымистарческими лицами.

И не средство от рака для президента, подобно новому послу,приносящему дары стране, а лучи смерти, разрушение и всеобщую войну принеслиони миру. И все это, в особенности разрушение Вашингтона, было показаноудивительно реалистично с помощью спецэффектов Рэя Харрихаузена, того самого,который в детстве бегал в кино с приятелем по имени Рэй Брэдбери.

Клаату приходит, чтобы протянуть руку дружбы и братства. Онпредлагает людям вступить в своего рода межзвездную Организацию ОбъединенныхНаций – конечно, при условии, что мы расстанемся со своей неприличной привычкойубивать себе подобных миллионами. Ребята из “Земли против летающих тарелок”прилетели с целью завоевания, это была последняя армада с умирающей планеты,древней и алчной, ищущей не мира, а добычи.

"День, когда Земля остановилась” относится к небольшойгорстке истинно научно-фантастических фильмов. Древние чужаки из “Земли противлетающих тарелок” – посланцы гораздо более распространенного жанра, жанрафильма ужасов. Здесь нет никакого вздора насчет “дара вашему президенту”; этипарни просто высаживаются на мысе Канаверал и начинают уничтожать все вокруг.

Между этими философиями и лежат семена ужаса, так мнепредставляется. Если существует силовая линия между этими двумя почтипротивоположными идеями, то ужас почти несомненно зарождается здесь.

И вот как раз в тот момент, когда в последней части фильмапришельцы готовятся к атаке на Капитолий, лента остановилась. Экран погас.Кинотеатр был битком набит детьми, но, как ни странно, все вели себя тихо. Есливы обратитесь к дням своей молодости, то вспомните, что толпа детишек умеетмножеством способов выразить свое раздражение, если фильм прерывается илиначинается с опозданием: ритмичное хлопанье; великий клич детского племени “Мыхотим кино! Мы хотим кино! Мы хотим кино!”; коробки от конфет, летящие в экран;трубы из пачек от попкорна, да мало ли еще что. Если у кого-то с четвертогоиюля сохранилась в кармане хлопушка, он непременно вынет ее, покажет приятелям,чтобы те одобрили и восхитились, а потом зажжет и швырнет к потолку.

Но в тот октябрьский день ничего похожего не произошло. Ипленка не порвалась – просто выключили проектор. А дальше случилось нечтонеслыханное: в зале зажгли свет. Мы сидели, оглядываясь и мигая от Яркогосвета, как кроты.

На сцену вышел управляющий и поднял руку, прося тишины, –совершенно излишний жест. Я вспомнил этот момент шесть лет спустя, в 1963 году,в ноябрьскую пятницу, когда парень, который вез нас домой из школы, сказал, чтов Далласе застрелили президента.

2

Если в том, что касается танца смерти, можно выявить некуюсуть или истину, то она проста: романы, фильмы, телевизионные и радиопрограммы– даже комиксы – всегда работают на двух уровнях.

Первый уровень, так сказать внешний, – это когда Ригана рветпрямо на священника, когда он мастурбирует с распятием в руке в “Изгоняющемдьявола” (The Exorcist), когда ужасное, словно вывернутое наизнанку чудовище из“Пророчества” (Prophecy) Джона Франкенхаймера разгрызает голову пилотавертолета, как тутси-поп [5]. Первый уровень может быть достигнут сразличной степенью артистизма, но он присутствует обязательно.

Но на другом, более мощном уровне проявление ужаса – этопоистине танец, подвижный, ритмичный поиск. Поиск той точки, зритель иличитатель, где вы живете на самом примитивном уровне. Ужас не интересуетсяцивилизованной оболочкой нашего существования. Так же, как и этот танец сквозьпомещения, где собрано множество предметов мебели, каждый из них – мы надеемся!– символизирует нашу социальную приспособленность, наш просвещенный характер. Этопоиск иного места, комнаты, которая порой может напоминать тайное логововикторианского джентльмена, а иногда – камеру пыток испанской инквизиции… Ночаще всего и успешней всего – простую грубую нору пещерного человека.