За глупость платят дважды - Саша Фишер

— Вот только кормить будут не так вкусно, — Шпатц проглотил безвкусную кашу и сделал глоток остывшего кофе. Жидкого и кисловатого.

— Вряд ли нам придется сидеть здесь безвылазно, — Крамм принялся за вторую сосиску. — А значит к нашим услугам все пивные и рестораны, так что можно особенно не беспокоиться. Мы в воздухе уже около двенадцати часов. Значит совсем скоро должны начать снижаться.

Сверху Аренберги был похож на морскую звезду, зажавшую в двух лучах блестящую кляксу залива. В недавний свой визит Шпатц и Крамм не успели рассмотреть город, потому что поезд пришел ночью, во время комендантского часа, и до самого отбытия люфтшиффа им пришлось сидеть в карантинной зоне. Поэтому сейчас они прилипли к окну своей крохотной кают-компании и разглядывали столицу бывшего государства Кронцланд с большим интересом. В центральной и северной части возвышались монументальные небоскребы шварцландской постройки, похожие на поставленные друг на друга кубы из серого и коричневого камня. Южная и восточная части были низкоэтажной, с извилистыми зелеными улицами. Примыкающая к морю полоса была сплошь портовой — берег ощетинился множеством подъемных кранов, далеко выдающимися в море языками причалов и ремонтных доков.

— Я слышал, что кроме своей пшеницы, Кронцланд знаменит еще и китобоями, — Шпатц стоял, навалившись на стекло, глядя на быстро приближающийся город.

— В Аренберги китобои не заходят, — Крамм крутил в руках портсигар, нетерпеливо притопывая ногой. — Киты обитают севернее.

— Здесь есть комната для курения, — Шпатц проследил за рукой Крамма.

— О нет, герр Шпатц, — Крамм засмеялся. — Я уж лучше подожду до земли. Я видел, что собой представляют курительные комнаты на люфтшиффах. Через час после начала полета ощущение от них такое, словно туда бросили гранату с фурином.

— Кажется, флюгплац совсем в другой стороне... — Шпатц проводил взглядом проплывающие далеко слева причальные башни. — Мы собираемся приземлиться в другом месте?

— Доппелю не нужны башни, — Крамм спрятал портсигар в карман и взялся за поручень, на стене рядом с окном. Только что казалось, что громоздкий люфтшифф неспешно проплывает над домами и полями, как вдруг земля стала стремительно приближаться. Заскрипели механизмы, сбрасывающий гайдропы, дважды взвыла сирена, рекомендующая всем пассажирам держаться крепче. Люфтшифф несколько раз качнулся и замер. Прибыли. В наклонное окно кают-компании теперь было видна только трава и край полосы деревьев.

— Похоже на какое-то обширное загородное поместье, — сказал Шпатц, отпуская поручень. — Надеюсь, теперь все прояснится...

— Фогельзанг? — раздался с лестницы чей-то громкий неприятный голос. — Собирайте вещи и идите за мной!

Шпатц не сразу смог определить пол говорящего. Из-за короткой стрижки и брючного костюма сначала показалось, что это мужчина. Коренастный, пухленький с высоким истеричным голосом. Но приглядевшись он понял, что имеет дело все-таки с женщиной. Она нетерпеливо притопывала, пока Шпатц и Крамм собирали свои чемоданы. Не сказать, чтобы они возились долго, но дамочку все равно заметно раздражало, что они копаются.

— Куда мы направляемся? — спросил Шпатц, спускаясь вслед за не назвавшей себя фройляйн.

— За мной, — ботинки на ногах эксцентричной дамочки тоже были мужские. — Вас ждет мобиль.

— Но мы же до сих пор не поговорили с... — Шпатц приостановился, было, но Крамм несильно ткнул его в спину.

— Не спорь, герр Шпатц, фройляйн просто выполняет свою работу!

Жилой закуток, в котором им пришлось путешествовать, находился на шестой палубе. Похоже, что у него не было какого-то специального назначения, так что про себя Шпатц его называл «семейный бокс». Нетрудно было себе представить его заполненным всеми пассажирами прилегающих кают. За столиками, примыкающими к окну, должно быть, чрезвычайно приятно попить пива и почитать газету, за центральным столом — поиграть в карты или пообедать всем вместе, а детей, если таковые летят вместе с родителями, можно отправить играть в нишу в в дальней части зала. Насколько Шпатц успел заметить, вся шестая палуба была жилой и разделенной на нессобщающиеся друг с другом блоки. В центральной части люфтшиффа, в помещениях без окон, располагалась «казарменная» часть, с каютами на множество спальных мест, никакой кают-компании там не предполагалось. А оба борта были поделены на разного размера кластеры. Если бы лютшифф был обычным пассажирским транспортом, то можно было бы сказать, что в центральной части расположены места третьего класса, а по бокам — второго и первого. Лестницы же в каждый из отсеков были в то же время частью несущей конструкции люфтшиффа. Боковая лестница, по которой спускались Шпатц и Крамм, шла до самого низа, но с нее можно было сойти на любой из палуб, кроме четвертой и второй, которые были надежно перекрыты непроницаемыми ширмами.

— Вы не могли бы поторопиться! — неприятный голос их провожатой звучал уже с самого низа. Шпатц постарался ускорить шаги, но быстрее у него все равно не получалось — непривычно крутые решетчатые ступеньки и тонкие перила внушали некоторое опасение. Очевидно, чтобы вот так ловко по ним бегать, требовался немалый опыт, похвастаться которым Шпатц пока не мог.

Доппель стоял на обширном поле, которое с двух сторон было ограничено ровными рядами деревьев, с третьей был забор, а с четвертой — низкое приземистое здание из красного кирпича с выдающейся вверх квадратной башней в середине. На вершине под слабым дуновением ленивого ветерка колыхался флаг с черным солнцем Вейсланда.

— Не похоже на поместье, — Крамм остановился и потянулся за портсигаром.

— У вас нет времени на перекуры! — провожатая стояла рядом с приземистым черным мобилем и активно махала рукой.

— Ну почему вы так суровы, фройляйн...? — Крамм вздохнул и снова спрятал портсигар в карман. Женщина проигнорировала попытку познакомиться и своего имени не назвала. Вместо этого она склонилась к водителю.

— Шмайбахштрассе, двадцать, — сказала она. — Вам знаком этот адрес?

— Да, фройляйн Диммах — водитель высунул голову в окно. — Я вижу, что чемоданы у вас не большие, просто погрузите их в салон.

— Не смейте называть меня фройляйн! — заявила суровая провожатая. Шпатц почувствовал, что ее голос начинает вызывать уже физическое неудобство. Визгливые нотки, категоричный тон, какая-то общая нетерпеливость и раздраженность. Он торопливо открыл дверь мобиля, сунул чемодан между сидением и спинкой переднего кресла и забрался следом. Благо, места хватало, так что особенно высоко задирать колени не пришлось. Крамм, похоже, испытывал те же эмоции, поэтому оказался на своем