За глупость платят дважды - Саша Фишер

— Не уверен, что хочу узнавать город с этой стороны, — проворчал Крамм. — Что это с тобой? Ты решил как король из сказок одеться в штатское и прочувствовать жизнь народа изнутри?

— А вы считаете, что это лишнее, герр Крамм? — Шпатц подмигнул. — Если нам не понравится, мы в любой момент можем покинуть ластваген и перейти к маханию крупной купюрой на дороге.

К счастью, опасения не оправдались. Движение ластвагенов работало как отлаженный механизм — в салон запускали ровно столько пассажиров, сколько было посадочных мест, затем ваген уезжал, и его место тут же занимал следующий. Очередь на остановке, сначала показавшаяся Шпатцу и Крамму бесконечно длинной, двигалась быстро, не прошло и четверти часа, как они сидели на своих местах, и ластваген вез их по широкой улице, отведенной исключительно под движение ластвагенов, в сторону ближайшего марктплаца с гордым названием Гольденштир.

Пока Крамм закреплял при помощи булавок карту города на стене гостиной, Шпатц достал из-за резной дверцы два высоких стакана и свернул пузатой бутылке из темного стекла крышку. Темная жидкость зашипела и поднялась густой шапкой белой пены. Шпатц взял стакан и сделал глоток. Зажмурился.

— После сегодняшних приключений я уже готов признать, что это самое вкусное темное пиво, которое я пробовал в жизни, — Шпатц сделал еще глоток.

— Не увлекайся, герр Шпатц, — Крамм спустился с кресла, и пододвинул его обратно к столу. — Нам сегодня еще предстоит проштудировать местную прессу и составить черновой вариант плана дальнейших действий.

— Вот теперь я полностью готов к напряженной работе, — Шпатц приподнял стакан. — Когда уверен, что нам не грозит голодная смерть.

— Тогда начни с «Аренберги-цайтунг», — Крамм взял из пачки газет самую верхнюю и кинул Шпатцу на колени. — А я пролистаю вот эту...

Шпатц наискосок прочитал передовицу, которая, разумеется, была посвящена ходу боевых действий. Если пропустить общие слова, то, кажется, на южном и восточном фронтах наметилось напряженное затишье. Шпатц перелистнул страницу. Пробежался глазами по списку пленных, не стал читать интервью с министром сельского хозяйства и продовольствия. На сегодня ему было достаточно впечатлений из этой области. Тем более, что сам министр, Отто штамм Сигмарингер, никогда не был в Аренберги, а сейчас задача перед ними стояла как можно больше узнать именно об этом городе. На третьей странице было обращение временно исполняющего обязанности главы Городского Совета Аренберги Геца Гогенцоллена. Судя по фотографии, это был благообразный седобородый мужчина. Совсем даже не старый, несмотря на седину. Он призывал жителей проявить гостеприимство и терпимость, поскольку «наш родной город становится воротами новой дружбы и добрососедства». Он разливался в потоках сладкой лести горожанам, рассказывая им, какие они удивительные, чуткие и радушные люди. Что он горд и счастлив, что именно им выпала честь стать лицом всего Шварцланда перед «отсталыми и несчастными жителями архипелагов, проведшими долгие годы в вынужденной изоляции». Шпатц хмыкнул. Посыл был ясен — скоро в Аренберги прибудет лайнер с иностранными туристами, которых вы, деревнщины, никогда не видели, так что сделайте лица попроще и больше улыбайтесь. И постарайтесь как можно меньше трепать языками, ну, то есть «будьте сдержанными в выражении своих чувств и вежливы, помните, что умеренность и здравомыслие всегда были нашими главными достоинствами». Шпатц открыл тетрадь и записал имя и должность автора обращения и перелистнул страницу.

— Хм, знаешь, что странно, герр Шпатц? — Крамм поднял взгляд от газетных страниц, заполненных длинными колонками объявлений. — Очень много объявлений о продаже ткани. В этом разделе гораздо больше объявлений, чем в любом другом. Продают рулонами, отрезами, лоскутами, в каждом объявлении уточняют размеры и цвет. Или покупать готовую одежду здесь тоже считается дрянной привычкой, или это какой-то код для знающих людей.

— На марктплац были магазины одежды, — Шпатц закрыл газету и потянулся за следующей. — Я обратил внимание, потому что подумал, что нам может понадобиться обновить гардероб. У нас было мало времени на сборы, так что я приметил салон «Хеккер и Кош» и подумал, что надо бы в следующий раз туда заглянуть.

— Ты хочешь сказать, что собираешься наведаться в Гольденштир еще раз?! — Крамм потянулся за своим стаканом. — Я надеялся, что одного раза вполне достаточно для знакомства с городской спецификой.

— Я отложу этот разговор до завтра, герр Крамм, — Шпатц подмигнул. — Когда официант принесет нам на завтрак затвердевшую манную запеканку и кофе из луковой шелухи.

— Знаешь, герр Шпатц, сейчас эта шутка звучит довольно смешно, — Крамм сделал еще глоток пива и поставил стакан на стол. — Кстати, здесь неожиданно есть театры. Целый разворот посвящен анонсам спектаклей на разных сценах.

— Значит нам тем более нужна новая одежда, — Шпатц развернул газету и хмыкнул. — Газета называется «Семь добродетелей». Что это еще такое?

Издание было небольшим, всего четыре полосы. Сегодняшний номер был посвящен благоразумию. На первой странице был пространный философский текст о том, что делает человека хорошим или плохим. И в качестве одного из «кирпичей» фундамента «хорошести» редактор предлагал рассматривать благоразумие. В смысле умение извлекать уроки как из своего прошлого, так и из опыта других людей. «Зачем я читаю этот бред?» — подумал Шпатц и перевернул страницу. На развороте было шесть статей, каждая из которых была посвящена одному человеку, который как раз и рассказывал, как проявленное вовремя благоразумие спасло от опасных ошибок в жизни.

— Герр Крамм... — Шпатц замер и присмотрелся внимательнее. — Вот этих двоих я знаю.

Крамм встал с кресла и тоже склонился над разворотом добродетельной газеты.

— Это же Гем Бенингсен! — анвальт ткнул пальцем в круглое лицо с парой лишних подбородков и чуть косящим правым глазом. — Редактор и издатель «Штимме» из Билегебена! А кто второй?

— Отто Вишеринг, — Шпатц ткнул в фотографию улыбающегося седовласого доктора. Правда, он его видел одетым в купальный халат, а здесь на нем был элегантный пиджак в тонкую полоску. Но это был он, вне всяких сомнений!

— Вишеринг... Вишеринг... — Крамм задумчиво почесал подбородок. — Ах да! Знаменитый знаток «стыдных» болезней, родной отец всех мужеложцев и проституток. Хм... А откуда ты его знаешь, герр Шпатц?

— Разве я не рассказывал? — Шпатц удивленно взглянул на Крамма. — Мы познакомились на приеме у Лангермана. В пансионе Унгебунден. После которого герр Фуггер явился ко мне с угрозами, а Флинка пытались завербовать в