Русская Евразия в прошлом и будущем - Петр Николаевич Савицкий

На этом стыке создались великие причерноморские колонии древности. Богатство оставленных ими памятников нужно сопоставить с исключительностью их положения.

Другой рубеж – это китайско-степной шов (область Великой Китайской стены). Здесь соприкасались два великих исторических мира древности – конно-кочевой и оседлый китайский. Степной путь и есть историческая магистраль, соединяющая китайско-степной шов с черноморско-степным швом.

Всемирную историю, по характеру сообщений, никак нельзя расчленять исключительно на речной, морской и океанический периоды (Л. Мечников). В лице степи, используемой под кочевье, водной соединительной противостоит соразмерная ей сухопутная соединительная стихия. Кочевой мир, в своих внутренних связях и в сношениях с обрамляющими его периферическими культурами, знаменует использование континентальных соседств. В современности на этом принципе строится народное хозяйство России. В этом смысле изучение кочевого мира получает для русских совершенно исключительный интерес.

* * *

IV. Как сказано выше, огромной главою всемирной истории является военная история кочевников. История эта примечательна, так сказать, с физической точки зрения. Количественно небольшие группы кочевников добивались величайших политико-милитарных результатов. По слову евнуха, перешедшего от китайцев к шаньюю Киоку, все население гуннского царства не превышало по численности населения нескольких китайских округов (и одной пятой китайских богатств было достаточно, чтобы купить целиком весь гуннский народ). И эта горсточка (организованная на основах кочевого быта) держала в страхе Китайскую империю и временами добивалась политического над ней перевеса. Таковыми же были численные соотношения кочевого и окраинных государств в монгольскую эпоху. Военная история кочевого мира – это как бы взрыв атома. Но за этой чисто «физической» стороной скрывается, конечно, другая.

Ни одна историческая среда не может, пожалуй, дать такого подбора образцов военной годности и доблести, какие дает кочевой мир.

V. Кочевой мир опоясан рядами укрепленных линий (соединяем в одно явления разных эпох, сопряженные своей обращенностью к кочевому миру): двухтысячелетняя история Китайской стены; воздвигнутая арабами укрепленная линия к северу от культурной полосы Чирчика, от Сыр-Дарьи до гор; построенные Сасанидами фортификации на южном берегу Каспийского моря, от прибрежья до гор; сооруженные ими же дербентские укрепления, укрепления Дарьяла; ров, ограждающий Керченский полуостров; укрепления Гераклейского полуострова (у Херсонеса); дунайская линия (на которой соприкасалась с кочевниками Римская империя); польские и главным образом русские противостепные линии, окаймлявшие степь на пространстве от Днепра до Алтая. Так, через историю укрепленных линий проступают очертания срединной степи (хинганско-карпатский прямоугольник). Линии эти показывают, насколько окраинные страны должны были считаться с военной силой степняков. Изучение истории этих линий тесно связано с проблемами кочевниковедения.

VI. Особенно обширное поле для изучения представляет область Великой Китайской стены. Контрасту культур (конно-кочевой и китайской) отвечает географический контраст: «Влажный муссонный умеренно-теплый Китай с мягкой и непродолжительной зимой и сухая… Монголия с невыносимою жарою летом в сильнейшими, сопровождаемыми ветром морозами зимой должны представлять глубочайший контраст и в своем растительном населении» (В. Л.Комаров). Борьба между Китаем и кочевниками велась особенно за нынешние провинции Кан-су, Шен-си н Шан-си. Это – «западная окраина Китая», которая «дает… постепенный переход к Монголии от лесистых гор к безлесным, с сухими склонами, и к сухим же плато с большими участками лессовой, каменистой или песчаной степи». Кочевники проникают за Китайскую стену преимущественно в тех местах, где Китайская стена охватывает участки степной природы.

«Сплошь лесная», в естественном состоянии, собственно китайская ботаническая область окаймляется с северо-запада горными хребтами провинций Чжили, Шан-си. Эти хребты и составляют границу между азиатским и евразийским географическими мирами. Между хребтами и пустыней Гоби лежит «глассис степей» общеевразийского типа (даже на севере Шен-си, к западу от Хуанхэ, «дико растущих деревьев нет вовсе»). Также в этих степях расположены отдельные хребты, отчасти покрытые лесом. Они служили местом охоты и питали деревом здешних кочевников. В китайской литературе 1 века до Р. X. хребет Иншаня (к северу от излучины Хуанхэ), «богатый травой, деревьями, птицами и четвероногими», назван «логовищем шаньюев». В военных операциях Китая против кочевников большим препятствием для китайцев являлось то обстоятельство, что к западу от Кан-су, в охвате степи, им приходилось опираться всего лишь на узкую полоску оазисов у подножия Нань-шаня.

На северо-западной своей окраине Китай упирается в область абсолютной пустыни (плато Тибета во многих местах подобно такой пустыне). В охвате степей с юга Китай не имел такой базы, какую, в охвате степей с севера, впоследствии нашла Россия – в виде северной лесной зоны, от Днепра до Великого Океана. Китайская власть в срединно-материковых оазисах не была прочной. Все же она была устойчивее, чем эпизодическая власть Китая в восточноевразийских степях (ср. в особенности историю Ханьской, Танской и Маньчжурской династий). Это положение имеет силу и для настоящего времени. Вот уже около 8 лет, как прекратилась китайская власть во внешней Монголии. В таримском же бассейне, так или иначе, она удержалась до настоящего времени.

Отметим военно-топографическое значение (в восточноевразийской истории) района Боркуля (в восточном Тянь-шане). Здесь бывал обыкновенно опорный пункт воинских сил, действовавших в восточноевразийских просторах. Обстоятельство это интересно сопоставить с отмеченными в современной географической литературе чертами луговой и лесной природы боркульского района (среди окружающих травянисто-пустынных и абсолютно пустынных мест): на боркульской равнине «…превосходные пастбища… у перевала Боркуль-Хами на Тянь-шане… густой лес из лиственницы… зеленые луга». Переход через Хамийскую пустыню от Хамийского оазиса у подножия Тянь-шаня к оазисам у подножия Нань-шаня (см. выше) облегчается тем обстоятельством, что к югу от Хами в пустыне залегают пески, а «за песками обширная площадь, орошаемая ключами, и китайские деревни» (как известно, у окраины песчаных пространств обыкновенно выходят родники; см. превосходное изложение этого вопроса у Г. Н. Высоцкого: «Наши южные арены и проект их культуры»). Этими обстоятельствами можно объяснить крупное военно-топографическое и геополитическое значение Хами.

* * *

VII. Кочевой мир нужно рассматривать как нечто текучее. В течение долгих, обозримых для нас веков истории кочевые волны хлещут почти исключительно в одном и том же направлении. Несколько народов выходит из Маньчжурии на запад (в восточно-евразийские степи). Некоторым из них, надолго, на коротко ли, удается объединить эти последние, а также овладеть той или иной частью Китая (Маньчжурская династия в XVII в. стала повелительницей всего Китая). Мы подразумеваем сиенпийцев во II в. после Р. X. (более ранняя попытка выхода на запад племени тунь-ху окончилась неудачей); Китаев в Х в., племя кин в XII и маньчжуров в XVII в. (Маньчжурия выступает здесь как «фабрика народов»).

Однако на один из этих народов не проник на запад далее срединно-евразийских степей (до этих степей дошли в XII в. т. наз. кара-китаи). Зато восточноевразийские степи в течение истории, по крайней мере, дважды явились отправною