Любовь горца - Керриган Берн

– Я прислуживал Маккензи в течение многих лет, пока он не привез меня в Рейвенкрофт, – гордо возвестил Джани. – Мне нет равных в наведении порядка.

– Я ничуть не сомневаюсь в этом, но…

– Когда лэрд был подполковником, я следил за всеми двенадцатью его униформами и за другими его вещами.

Джани подошел к чемоданам, открыл один из них, отбросил крышку и замер, будто увидел ядовитую змею.

– Что такое? – спросила Филомена с замиранием сердца. – Что там?

– Нет-нет, мисс Мена, ничего, ничего. Просто это дурная примета – класть рядом красную одежду и синюю, – ответил Джани серьезно.

– Разве? – спросила она и заглянула в чемодан, будто видела его содержание впервые.

– Да. В моей деревне они считаются самыми счастливыми цветами. Один означает чувственность и чистоту, а другой – цвет созидания. Очень мощный. И эти цвета борются друг с другом и создают вам множество проблем.

Действительно, проблем у нее немало.

– Борются друг с другом… – задумчиво сказала Филомена. – Прямо у меня в комнате?

Она посмотрела на юношу скептически, размышляя: «Как странно, что в его культуре чувственность и чистота близки друг к другу».

Джани важно кивнул.

– Я все исправлю и размещу вашу одежду самым лучшим образом в соответствии с цветом, временем года и аксессуарами.

Он взял ее красную шерстяную накидку, которую Филомена сложила и бросила в шкаф, расправил и стал чистить.

Филомена хотела остаться одна, но ей и прежде доводилось встречать такое же выражение серьезной целеустремленности и добродушной снисходительности. Бывало, у ее отца появлялось на лице подобное выражение, и тогда она четко понимала, что не стоит становиться у него на пути. По правде говоря, ей никогда не приходилось самой распаковывать и раскладывать по местам свои вещи. У нее всегда были слуги, поэтому ей одновременно было и стыдно за себя, и она была благодарна за помощь.

Улучив минуту, она повернулась спиной и развернула письмо, которое, кажется, неоднократно сворачивали и разворачивали. Ее сердце сильно забилось о ребра, когда она вчитывалась в слова, тщательно подобранные Фарой.

«Дорогая Филомена!

Я от всей души надеюсь, что вы хорошо устроились на новом месте. В Лондоне все лихорадочно готовятся к будущему сезону, и сплетен ходит множество. Я подумала, что стоит сообщить вам о них, чтобы вы не чувствовали себя в изоляции. Самая горячая сплетня, которую все обсуждают, касается виконтессы, сбежавшей из клиники Белль-Глен больше двух недель назад, когда не кто иной, как мой муж устроил там настоящий переворот. Она исчезла. И никто не знает, что думать по этому поводу.

Виконт и его семья вне себя от беспокойства. Они буквально перевернули город вверх дном в процессе поисков и угрожают начать поиски за рубежом, более того, намерены даже нанять детективов. Однако мне кажется любопытным тот факт, что ее свекор подал прошение в высокий суд, чтобы начать процесс признания виконтессы умершей. Я от всей души надеюсь, что она будет осторожна и ее никогда не найдут эти ужасные люди. Даже несмотря на то что мой дорогой муж позаботился об улучшении ситуации в клинике Белль-Глен, мне бы не хотелось, чтобы она туда вернулась.

Напишите мне, пожалуйста, как вам понравилась Шотландия. Я так скучаю по замку Бен-Мор. Возможно, летом мы туда вернемся, и я приеду навестить вас.

Дорогая Мена, будьте осторожны.

– Вы так побледнели, мисс Мена, – заметил Джани. – Как бы вы не упали в обморок!

Он протянул руки, чтобы помочь, но Филомена запротестовала:

– Нет-нет, я в порядке, Джани. Просто плохие новости.

– Кто-то умер? – Его влажные глаза были полны сочувствия.

«Возможно, я», – пришла в голову саркастическая мысль. И Филомена спрятала письмо за широкий пояс.

– Нет, Джани, ничего серьезного, – соврала она и достала корсаж того зеленого платья, в котором была на своем первом обеде в замке.

Она аккуратно повесила его, повторяя движения Джани в надежде отвлечь его от мысли о письме.

– Я не часто вспоминаю, что маркиз был подполковником, – заметила Филомена, продолжая неоконченный разговор. – В Англии к нему именно так и обращались бы, а здесь, в Рейвенкрофте, я почти никогда не слышала, чтобы о нем говорили как о подполковнике.

– Возможно, мисс Мена, это потому, что большинство Маккензи невысокого мнения о британцах и их армии, а значит, и об армейских званиях, – сказал Джани, вешая ее накидку в шкаф и поворачиваясь снова к чемодану.

– Пожалуй, так, – пробормотала Филомена.

Прошло несколько столетий со времен восстаний якобитов, но в подобных местах, где традицию впитывают с молоком матери, предрассудки живут очень долго. Она никогда особенно не интересовалась политикой, но помнила критическое отношение отца к захватнической политике британской империи.

Ей захотелось узнать побольше о Джани и его отношениях с маркизом, поэтому она спросила:

– Давно ли вы служите у лэрда?

– Десять лет, – ответил он весело.

– И сколько лет вы провели здесь, в замке?

– Совсем недолго, но я очень доволен, что живу здесь. Я повидал много войн и много стран, но так получалось, что все они были жаркими. Я не жалуюсь, но должен признать, что меня взволновал вид настоящего снега.

Он улыбнулся ей, достал из чемодана нечто белое и тонкое – ее белье, и начал внимательно рассматривать. Филомена схватила свою вещь и спрятала за спиной. Глаза Джани лукаво блестели, но он позволил увести себя к чемодану с обувными коробками.

Разбирая свое нижнее белье и раскладывая его по ящикам, Филомена повернулась к Джани, чтобы спросить:

– Можно мне узнать… помните ли вы что-нибудь о покойной маркизе Рейвенкрофт?

Он кивнул, с трудом удерживая в руках высокую стопку обувных коробок.

– Ее звали леди Колин. Она была совсем сумасшедшая.

– Сумасшедшая? – У Филомены замерло сердце. – То есть ее следовало поместить в клинику?

– Да.

О нет! Филомена отвернулась, чтобы Джани не заметил, как исказилось от страха ее лицо. Хотя как он мог видеть, если обзор ему загораживала груда коробок, которые он нес к шкафу в башне? «Кажется, Милли Ли Кер несколько увлеклась во время посещения обувщика!»

Закусив губу, Филомена вспомнила утреннюю встречу в библиотеке. Кого она увидела там, демона? Или это было ее собственное безумие?

Она постаралась, чтобы голос звучал, как обычно, и спросила:

– С моей стороны не будет слишком ужасно, если я спрошу, как… она умерла? Я слышала, дети это обсуждали, но не поняла всего, и мне показалось, что расспрашивать об этом жестоко.