Любовь горца - Керриган Берн

Боже, как он устал! Устал от страха в глазах окружающих. От подчинения, от предчувствия боли.

Англичане любили его за те ужасы, которые он творил во имя империи. Его клан ненавидел его за те ужасы, которые творил его отец. Но для выживания им нужна была эта земля и его дело. Поэтому его терпели, боялись и подчинялись ему. Но старались его не раздражать, потому что его гнев вошел в легенды.

А что, если хоть раз в жизни он сможет возбудить другие эмоции? Что, если он использует свой сильный и опасный характер для защиты чего-то нежного и уязвимого, редкого и прекрасного? Что, если взамен он обретет то, что искал на этой земле, – обретет мир?

Лиам осторожно попробовал пальцами шелковистую прядь ее волос и заправил за аккуратное ухо.

– Знаете ли вы, как именовалась эта земля до того, как ее назвали Уэстер-Росс, еще до того, как она стала Шотландией? Это название до сих пор упоминают только шепотом.

Филомена нахмурила брови, и между ними пролегла маленькая морщинка.

– Признаюсь, не знаю, – ответила она, хотя чувствовалось, что она не понимает, почему он сменил предмет разговора, и не доверяет ему.

– Comraich, – проговорил Лиам со всей почтительностью, – что значит «святилище, убежище». Тысячи лет люди шли сюда через горный перевал, чтобы спрятаться.

Филомена закусила губу, и глаза Лиама смотрели на нее не отрываясь.

– Вы именно так и поступили, мисс Локхарт? Вы приехали сюда в поисках убежища?

Она смотрела на его пальцы, как будто надеялась обрести в них тепло.

– Не знаю, что вам ответить. – Ее взгляд встретился с ним в поисках подсказки, в поисках поддержки.

– Вы найдете здесь убежище!

Лиам понял, что эти слова ее поразили.

– Почему? Вы же не можете мне доверять, – выдохнула она.

Что она имела в виду – что ей нельзя доверять? Или что доверять нельзя ему? Выражение ее глаз, скрывающих какой-то секрет, напомнили картины времен Возрождения, на которых были ангелы, ведающие какую-то великую божественную тайну.

Так почему? Потому что он хотел, чтобы она была рядом. Потому что звук ее мягкого голоса действовал на него физически с такой силой, какую не могли пробудить самые экзотические жрицы любви. Она сумела храбро противостоять ему, чего никто не мог сделать, она не испугалась его гнева. И поставила его на место.

Конечно, она спровоцировала вспышку его злости. Но потом каким-то образом смогла ее потушить.

– Потому что по крови я не только маркиз Рейвенкрофт, – этот титул дали моим предкам британцы, – прежде всего я лэрд клана Маккензи из Уэстер-Росс. Я уже сказал, что мы, здешние лэрды, всегда предоставляли убежище любому, кто его искал, даже нашим врагам, особенно тем, кто боролся с англичанами. Соблюдать гостеприимство горцев – наш священный долг.

Ему казалось, что от непривычки его рот порвется, так он старался улыбнуться. Но судя по лицу Филомены, эта попытка ему удалась.

Ее глаза стали еще больше, и она недоверчиво вздохнула:

– Но я ведь англичанка.

– Прав ли я, предполагая, что тот, от кого вы скрываетесь, тоже англичанин?

После продолжительного молчания она кивнула с опущенными глазами. Это стало первым признанием, зажегшим искру надежды.

Лиам заметил, что она разжала руку, которой вцепилась в его носовой платок, и начал осторожно промокать ее ладонь. Когда удалось стереть с нее капельки засохшей крови, следы от шипов совсем пропали.

– Я думала, вы собираетесь… – Она снова вздохнула, но, когда он взглянул ей в глаза, она, кажется, забыла, что хотела сказать. Тогда Лиам снова сосредоточился на ее ладони. – Я думала, вы собираетесь меня уволить.

Да ни за что на свете, черт побери, он не позволит ей уехать!

Но вслух Лиам произнес другое:

– Не будем говорить про убежище, но я думаю, вы хорошо влияете на Рианну и Эндрю.

– Вы правда так думаете?

Это искреннее удивление показалось ему таким милым!

– Я только что провел целый день с детьми, и, хотя прошла всего неделя, их поведение стало заметно лучше.

Ее удовольствие от комплимента было настолько явным, что Лиам ощутил его как бальзам на раны.

– Мне так приятно это слышать. Я беспокоилась, что прогресс был слишком… постепенным.

– Мы, горцы, упрямы и несговорчивы, поэтому постепенный прогресс – это лучшее, чего можно от нас добиться.

Лиам услышал легкую ноту радости в ее голосе и поднял голову. Вот она, ее улыбка! Та самая, от которой ее глаза начинают сверкать, как у нефритовых скульптур, которыми он восхищался в Китае. Это именно то, чего он так ждал от этого дня, и это было поводом для улыбки.

Лиаму казалось, он уже слишком стар, слишком циничен, чтобы испытывать восторг от собственных достижений. Неужели чудеса никогда не кончатся? Видимо, нет, если дело касается его гувернантки.

И только тут он заметил, что Филомена дрожит. Ее губы утратили обычный розовый цвет, и сквозь бледную, почти прозрачную кожу стали видны тонкие сосуды. «Ей холодно», – сообразил Лиам.

– Пойдемте в дом, барышня.

– Спасибо, пойдемте.

Она согнулась, чтобы рукой, в которой не было его носового платка, собрать упавшие цветы. Лиам мысленно обругал себя и наклонился, чтобы помочь. Филомена бросила на него благодарный взгляд, и Лиам заметил – она внимательно посмотрела на его плечи, потом взгляд опустился на мускулистую часть руки, не скрытую коротким рукавом рубашки.

– Ой! – Она поморщилась и уронила розу, которую только что подняла, и его платок.

Шип остался в нежной подушечке пальца, и Филомена, морщась, стала его вынимать.

– Дайте-ка, барышня, – заторопился Лиам. – Эти розы ужасно ревнивы.

Он взял ее ладонь в свою руку, прижал большим пальцем, чтобы зафиксировать, и быстро вытащил розовый шип, не причиняя боли. На пальце появилась крошечная капелька крови.

У Лиама больше не было платка, а тот, что упал на землю, нельзя было использовать, поэтому Лиам сделал то, что первое пришло ему в голову. Он сунул ее палец в рот. Сжав губами маленькую ранку, он с любопытством и удовольствием наблюдал за ее реакцией.

Филомена замерла, и глаза ее превратились в две огромные блестящие луны. Реакция его собственного тела была такой же неожиданной и мгновенной.

Ее палец был холодным, как лед внутри горячего рта, Лиам лизнул его и согрел сосущим движением. Его порадовало, как она резко вздохнула и вздрогнула. Ее палец имел вкус моря. Лиам почувствовал вкус морской пены, смешанный с лавандой, видел биение пульса под тонкой кожей запястья. Почувствовал дрожь, пробежавшую по руке, когда он еще раз пососал ее палец.

Из ранки больше не шла кровь, он не чувствовал ее на языке. Но ему не хотелось отпускать руку Филомены. Вместо этого он, следуя импульсу, провел языком по внутренней стороне ее пальца и ощутил, как она задержала дыхание, и увидел, как расширились ее зрачки.