Записки военного коменданта Берлина - Александр Котиков

Тогда, в Куйбышеве, В. Пик развивал очень стройную мысль о том, что всякому новому движению в Германии на первый случай будет нужна помощь доброго друга. И немецкий народ сторицею заплатит за эту поддержку и своей преданностью, и всем другим, чем он будет располагать. В Германии родился марксизм. Он вобрал в себя достижения передовой мысли революционной борьбы. Но он вобрал в себя всю горечь, весь опыт рабочего движения и народного горя самой Германии, все ужасы феодально-крепостнического гнета того времени.

Говоря о немецком народе, нам непременно следует не забывать, что и он довольно натерпелся от фашистской диктатуры. Сколько немецких патриотов отдали свои жизни в фашистских концлагерях за свободу своего народа!

И еще один момент мы должны иметь в виду, говоря о народной Германии. Немецкие империалисты и империалисты США, Англии, Франции могут быстро договориться и объединить свои силы против народной Германии. И в этот момент у молодого немецкого государства должна быть надежная защита, надежные союзники.

Как строго осуждали мы всех тех, кто нарушал требования Главного командования Советской армии, когда дело доходило до самоуправства против гражданского населения на территориях наших союзников и соседей. Это в полной мере относилось и к немецкому народу.

Летом 1944 года Илья Эренбург, наш советский писатель, упрощенно представил себе положение немецкого народа в конце войны. «Германии нет, — писал он, — есть колоссальная шайка, которая разбегается, когда речь заходит об ответственности… В Германии все бегут, все мечутся, все топчут друг друга, пытаясь пробраться к швейцарской границе». Тогда ЦК КПСС признал эту позицию Ильи Эренбурга ошибочной. Эренбург смешал всех немцев в одну кучу. Фашисты действительно бежали к швейцарской границе. А как вел себя немецкий рабочий или тот старик, с которым мы только что говорили? Зачем им-то надо было бежать? Простые немцы остались у своих домов. Они даже не побежали за Эльбу, хотя могли бы. Да с чем они туда побегут-то, спросить бы! Что их там ждет? А немецкие узники концлагерей? А все простые люди, которые ничем не связаны с фашистами? Наша Коммунистическая партия была права, строго осудив Илью Эренбурга.

Выражения на лицах солдат так и говорили, что им всем очень хотелось бы, чтобы Германия была народная. Главное, чтобы с буржуями покончили. Так думалось всем, кому довелось испытать, какова эта мировая война. Каждый задумывался над ее последствиями.

В Политическом отделе армии ждали неотложные дела. Настала пора прощаться с воинами прославленной 23-й стрелковой дивизии. На прощание товарищи дали слово: «Так держать! За Эльбу ни шагу! Бдительности не снижать! Искать разумные контакты с населением. Собранность — друг солдата».

Апрель только что подходил к концу, а природа, как в нашей Западной Белоруссии, принимала весенний облик. Все окружающее стало каким-то первозданно нежным. Только внутренний голос, как зуммер, напоминал, что отзвуки берлинской канонады продолжаются. Но это солдатское, человеческое. А природа брала свое. По ирригационным каналам, протокам, маленьким ручейкам плескались утки. Плескались близко, самозабвенно, в своих любовных «перегонках» теряли чувство настороженности. Испуганные, они пикировали куда-то за кустарники. Их было так много, будто и войны-то не было, для них, конечно. Сердце охотника колотилось учащенно, а зуммер звал, — не отвлекайся! На дорогу выскочила стайка куропаток и гуськом, по середине дороги, бежала перед машиной. Иван дал газу — куропатки смылись. Поля были пусты. Нигде ни души. Будто все, кроме фазанов, уток и куропаток, вымерло.

На каждом километре по два-три объезда, один замысловатее другого. Ах, Иван!.. Какой же ты верный друг. Нам с ним повезло. Мы всю войну были неразлучны. Это коренастый, необыкновенной силы и выносливости, сибиряк. Я не помню, когда мы отдавали наш «вилис» в ремонт. Он делал все сам. Летом мы встретились в районе Цайца, на пустынной дороге, с одним немецким инженером. Остановились, я спрашиваю его: «Что-нибудь нужно?»

— Нет, — сказал инженер, — машина капут.

Иван соскочил, покрутился у машины инженера и завел. Можно ехать! Инженер развел руками и сказал:

— Мы этим не занимаемся, это делают мастерские.

На одной такой остановке Иван остановил машину и чертыхнулся, хотя он никогда не ругался, зло, по-солдатски.

— Что случилось?

— Да ничего не случилось. Но не посмотри, что-нибудь да случится, да поздно будет.

Я огляделся вокруг, всмотрелся в раскореженный берег и взорванный мостик через ручеек. Вроде бы ничего.

— Помните такой ручеек под Вильнюсом?

— Помню!

— Ну и вот, так же и тут могло бы быть.

А что случилось под Вильнюсом? В конце лета 1944 года нашу 61-ю армию срочно перебрасывали на Рижское направление. Редакция армейской газеты с типографией направилась в новый район дислокации машинами, чтобы раньше дивизии быть на месте, организовать встречу и обеспечить своевременную информацию об обстановке на фронте.

Наш путь лежал через Гродно, Вильнюс, Шяуляй и район сосредоточения армии. Дорога была неспокойная, лесистая. Перед Вильнюсом мы выскочили из леса по левому склону широкой лощины, пересеченной оврагами. Впереди шла машина начальника издательства, майора Петра Алексеевича Дубова, человека храброго и вместе с тем очень осторожного.

Неожиданно он остановил нашу колонну. Подал команду «Стоять!», а сам начал присматриваться к мосту через овраг. Не доехали мы до моста не более пяти метров. Дубов полазил, посмотрел и дал команду «отвести машины». Никто не понял, в чем дело, но дали задний ход. И, когда водители подошли поближе, Дубов показал всем минное поле. Кто поставил мины перед мостом? Когда? Из этих мест более полумесяца как противник был изгнан. Саперы проглядели? Возможно. Но на мосту были заметны свежие следы грузовой машины. Кто же это смастерил? Кто ответит на этот вопрос? Нет ответа. Мы объехали, остановились благодаря нашему спасителю.

В г. Кириц в вечерней темноте замелькали гражданские люди. Немцы? Вечером? Не может быть. Осторожно проверили. Действительно немцы. Вернулись кто откуда. И не просто бродят, а спешат по делам. Подумалось тогда: это первый признак возрождающейся жизни. Любое движение людей вызывает радость просто от встречи. Значит, не боятся. Значит, приобрели и веру и надежду.

Как только вылезли из машины, сразу окунулись в новости о делах войны. Еще немного, и бой в Берлине закончится уничтожением берлинского гарнизона, если, конечно, не капитулируют. Положение дел в остальных дивизиях всех корпусов одинаковое, что и в 23-й стрелковой дивизии. Политическое управление фронта молчит. Все заняты горячей точкой войны — Берлином.

Гитлеровская армия разгромлена. Последний гарнизон в логове врага, в Берлине, капитулировал. А солдаты приводили в порядок боевое оружие. Так было всегда в армии: пришел из похода, со стрельбища — чисть оружие. Оно должно быть готово к безотказному действию. В армии знают этот закон издавна, и потом, когда оружие приведено в порядок, начинают заниматься собой.