Седьмая Линия. Летом в Париже теплее - Анастасия Валеева

— Да, — Яна вдруг ощутила, как в нее вливается море спокойствия.

Эти недоноски, значит, нуждаются в ее помощи, тогда еще не все потеряно.

— Мне нужна эта стерва, — обманчиво невозмутимым тоном продолжал мужчина в галстуке, — где бы она ни была. Ты должна ее найти. Ее папаша задолжал мне крупные деньги и помер. Легко отделался.

— Это вы его убили, — сказала Яна, — его и Шкавронского. А подставили жену последнего.

— Да-а? — дурашливо улыбнулся мужчина в галстуке, — если ты так на самом деле думаешь, я сильно сомневаюсь, что ты нам пригодишься…

Он задергался в смехе, как марионетка.

— Захарыч, — мрачно блеснули глаза Шатапа, — кончать ее надо.

— Молчи, ублюдок! — взвизгнул Захарыч. — А ты, Корнил, почему позволяешь своим мудакам рот раскрывать?

Брови Захарыча угрожающе сдвинулись на переносице. Но как хороший актер с широким диапазоном изображаемых эмоций и гибкой быстротой в переходе от одной к другой, он вдруг снова растянул рот в сладенькой улыбочке.

— Ты должна добыть для нас информацию, — со снисходительным презрением посмотрел он на Яну, — а не то… Ох, тогда я тебе не завидую. Ты будешь умирать медленной, мучительной смертью. Мы о тебе позаботимся.

Яна видела, с какой раболепной покорностью вглядываются в лицо Захарыча его люди. «Спортсмен» умудрялся одновременно следить за выражением лица своего шефа и за Яной.

— Мне нужно время, мои способности от меня не зависят, — возразила Яна, — это не телевизор, который можно по желанию включить и выключить.

— У тебя будет время, — мрачно ухмыльнулся Захарыч, — до завтрашнего дня.

— Это явно недостаточно, — не соглашалась Яна.

— Ну уж это зависит от тебя, или ты думаешь, что тебя тут будут кормить и сторожить всю жизнь? Я привык, что мои приказы выполняются быстро и беспрекословно. Если бы каждый со мной стал торговаться, чтобы тогда было?

Захарыч обвел присутствующих властным взглядом. По комнате прошел сдавленный ропот. Бесспорно, ропот одобрения.

— Но ты не думай, что мы лохи, что просто поверим тому, что ты скажешь. Мы проверим… — на миг замолчал он, словно хотел этой паузой придать последней реплике угрожающую выразительность, — а ты пока здесь посидишь. Если твоя информация подтвердится, скатертью дорога, как говорится. А если дурить нас вздумаешь, если схалтуришь, на куски изрежу тебя и твою суку! И не вздумай ментам потом на нас накапать, а то… Господи, как надоело грозить и запугивать! — на его губах мелькнула лицемерная улыбка, — а ничего не поделаешь, одни дураки попадаются, дураки и должники, мать их, — засмеялся он.

— Я помогу вам, но не давите на меня, — невозмутимо сказала Яна, — и сами не будьте дураком, — она непроизвольно улыбнулась, — ведь само слово «явление» подразумевает независимый характер этого феномена, человек может лишь констатировать его приход.

— Ты надо мной издеваешься? — зарычал Захарыч. — Шатап, Хомяк, Дема, — глаз с нее не спускайте! А ты напрягись, — обратился он к Яне, — В угловую комнату, — скомандовал он.

Яну вывели в коридор. Он был довольно широким, оклеенным новенькими обоями. Они отливали атласным блеском и свежестью красок напоминали майскую зарю. Вдоль него шли высокие двери из темного дерева. Лица бандитов, угрюмые и хмурые, не вязались с розовато-абрикосовым глянцем обоев, казались каким-то пещерным атавизмом.

Шатап шел сзади, под руки Яну вели Хомяк и Дема-спортсмен. Дойдя до последней двери и открыв ее, Яну втолкнули в небольшую комнату, окна которой тоже были занавешены тяжелыми велюровыми шторами, но уже коричневого цвета. Из мебели были только диван, на который и усадили Яну, несколько стульев с вытертыми гобеленовыми сиденьями, стол у окна и застеленная обычным верблюжьим одеялом кушетка. Шатап тут же растянулся на ней.

— Вот, блин, работа гребаная, — недовольно пробурчал Хомяк, устраиваясь на неудобном стуле.

— Тебе за нее платят, так что держи варежку закрытой. Или ты хотел просто пушкой махать и бабки зашибать? — криво усмехнулся Шатап. — А ты давай работай! — прикрикнул он на невозмутимо наблюдавшую за ними Яну.

— Захарыч не в духе, — вмешался в разговор Дема, — притулившийся на стуле — с его ростом и длинными ногами ему было еще более неудобно сидеть, — а мы-то при чем? Он целый месяц ее вычислить не может…

— Заткнись! — рявкнул Шатап, снова садясь на кушетке.

— Хомяк, сгоняй за пивом, чего-то глотка горит. Чую, — с ненавистью поглядел он на Яну, — нам долго тут торчать придется.

— Ага, я сейчас! — воспрял духом Хомяк, поспешая к двери.

— Покрепче бы чего! — мечтательно закатил глаза к потолку Дема.

— Захарычу люди с трезвой башкой нужны, — осек его Шатап.

Вскоре в дверях появился Хомяк. Его сальная физиономия лучилась стовольтовой радостью, в руках он нес упаковку «Хольстена». Он выдернул одну банку себе, тут же ее распечатал, а остальные бросил на стол.

— Пиво будешь? — Шатап посмотрел на Яну.

Она сделала легкий кивок. Кроме всего прочего она хотела курить, но с просьбой к бандитам обращаться не собиралась. Хомяк выдернул из упаковки еще одну банку и подал Милославской. Она вскрыла ее и сделала маленький глоток, потом еще один.

— Пей, пей, — сурово глянул на Яну Шатап, в смене настроения, должно быть, подражая Захарычу, — и берись за работу!

Яна судорожно сделала еще несколько глотков горьковатой жидкости и поставила банку на пол перед собой. Шатап допил пиво и, смачно зевнув, снова растянулся на кушетке.

— Я на массу чуток подавлю, а вы стерегите нашу гостью. Головой за нее отвечаете.

Потекли минуты томительного ожидания. Яна размышляла, что бы ей предпринять. Она толком не знала Риту, могла составить о ней лишь частичное представление. Но в чем бы девушка ни была замешена и виновата, Яна чувствовала, что у нее нет морального права выдавать местонахождение Горбушкиной бандитам. Но если она не скажет, где Рита, а Яна догадывалась, что та еще в городе, если не снабдит Захарыча нужной информацией, что же тогда будет с ней и с Джеммой? Яна оказалась пленницей неразрешимого противоречия: или жизнь Риты, или ее собственная жизнь, не говоря уже о Джемме. Что же делать?

— Ты ее не жалей, аферистку эту гребаную, — словно прочел ее мысли Шатап, который еще не отошел ко сну, — выкладывай, где эта гадина прячется.

— Мне нужно время, — повторила Яна.

— Заладила одно и то же, — поморщился от досады Шатап, — будет тебе время.

Он повернулся к стене и вскоре Яна услышала ровное дыхание спящего человека. Оно перешло в приглушенный храп, что вызвало смешок у Хомяка.

— Ну чего, так и будем сидеть? — видимо, последний решил тоже покомандовать. — Когда работать будем?

Его фраза навела Яну на мысль о таившихся под личиной энергичного и глупого неофита неистощимых запасах садизма, который только ждет повода, чтобы проявиться во всей своей устрашающей мощи.