В омут с головой - Калеб Азума Нельсон

– Вы так думаете? – спрашивает Рич.

Ты злишься. Это не всепоглощающая злость. Она не бурлит, как кипящая вода. Ты, скорее, варишься на медленном огне. С холодным, голубым и неподвижным пламенем. Ты бы хотел, чтобы оно было красным, чтобы изверглось из тебя, изверглось и пропало, но ты слишком привык его остужать, и оно до сих пор внутри.

Ты злишься. И что же делать с этой злостью? Что делать с этим чувством? Кто-то о нем забывает. Большинство живет самообманом, потому что а как иначе? Жить в страхе? Пускай эта злость не всепоглощающая, но сильная и очень глубокая, она в тебе. Она выворачивает тебя наизнанку. Порой она причиняет такую боль, что не двинуться. Порой из-за злости ты кажешься себе уродливым. Будто ты не заслуживаешь любви, но заслуживаешь все свои несчастья. Ты смотришь в зеркало, зная, что видишь неправду, но перед тобой лишь уродство, которое приходится прятать. Ты прячешься, потому что не знаешь, как выбраться из своего гнева и обрести гармонию. Ты прячешься, потому что иногда забываешь, что ничего плохого не сделал. Забываешь, что тебе нечего прятать в карманах. Забываешь, что быть тобой значит не быть увиденным и услышанным или быть увиденным и услышанным в нежелательном смысле. Иногда ты забываешь о своем черном теле, и только. Ты злишься. И другие тоже. Интересно, как они справляются с этой злостью?

Ты знал множество его имен, но сегодня это «Дэниел». Идешь вдоль по улице за выпечкой в карибское кафе. Мечтаешь о чуть сладковатом пирожке с начинкой из острого мяса. Мечтаешь об уюте. И идешь своим обычным маршрутом – по главной улице Беллингема, как вдруг видишь Дэниела, который едет на велосипеде навстречу тебе. Он останавливается у «Морлиз», слезает с велосипеда и, широко улыбаясь, приветствует тебя объятием. Его бедра качаются под музыку у него в наушниках. Будто все, что случилось сегодня, уже забыто. Будто на время можно позабыть эту злость. Его ритм заразителен, вы немного танцуете вместе, затем смеетесь и расходитесь: он идет в кафешку, где подают курицу, а тебе нужно на несколько дверей дальше. Окна закусочной сотрясают звуки даба. Повар в кухне собирает дреды в хвост, прежде чем выйти к кассе, и напевает ‘I’m still in love with you girl’, классику регги. Ты вспоминаешь о ней, хочешь обнять ее под эту песню и притянуть за талию ближе, ближе к своей груди, чувствуя ее улыбку.

– Что приготовить, бро? – спрашивает повар. Недолго думая, ты решаешь порадовать себя макаронами с сыром. Повар складывает в коробочку с едой еще и пару крылышек, но при твоей попытке расплатиться за них мотает головой.

– Не, парень. Сразу видно: хорошая еда тебе не повредит, – говорит он. Вы стукаетесь кулаками, и ты уходишь.

На улице ты сразу слышишь крик, рваный и сдавленный, как у Джеймса Брауна. Это длится лишь несколько секунд, но крик становится громче. Затем секундная тишина. Знакомый хаос вокруг: быстро уезжает машина, на дороге валяется велосипед, владелец лежит неподалеку. Ты подбегаешь к нему. На лице его застыло удивление, потому что уже забыл, что случилось сегодня. Разве его можно в этом винить? Ты тянешься к его руке и спрашиваешь, чем ему помочь. В этот раз он не может ответить, потому что все силы его ушли вместе с криком. Он не смеется, не улыбается и не плачет. Надо вызвать «Скорую», говорит кто-то. Он быстро теряет кровь, надо спешить. Парень на земле мотает головой. Поняв, что все еще держишь его за руку, ты отпускаешь ее. Его ритм заразителен, но вы не двигаетесь. Ты знал множество его имен, но сегодня он был «Дэниелом».

26

– Ну и как твоя стрижка?

Ты сидишь посреди бардака, прижав к уху телефон. Придя домой, ты разворотил свою комнату с легкостью вихря, который яростно сметает все на своем пути. Жестоко, просто – и так приятно чувствовать свою власть над чем-то, но потом позвонила она, пыль улеглась, и тебе уже нечего делать, нечего сказать.

– Алло, ты там? – спрашивает она.

– Да.

– Ты давно не выходил на связь. Я немного волновалась, но подумала, что ты работаешь или вроде того.

– Вроде того, прости.

– Да ладно тебе. Как день прошел?

– Нормально, – отвечаешь ты.

Пауза.

– Все хорошо?

Ты всхлипываешь, хватая ртом воздух. Задыхаешься в собственной комнате. Кладешь трубку. Ты прячешься, потому что не знаешь, как выбраться из своего гнева и вернуть себе спокойствие.

Она тут же перезванивает.

– Что с тобой?

– Ничего.

– Ничего? Звучит совсем не как «ничего». То, что я слышала… милый, поговори со мной, что случилось?

– Ничего.

– А я слышу другое.

– Нет, правда, ничего.

– Ты поступаешь нечестно. Я позвонила тебе, потому что хотела узнать, как ты, потому что переживаю за тебя, но в ответ получаю одно сплошное «ничего».

– Я не знаю, что сказать.

– Ты как будто отталкиваешь меня. Как будто что-то случилось, но ты не рассказываешь. И это уже не в первый раз.

– Да ничего не случилось.

– Неправда. Я не смогу помочь, если ты не расскажешь.

– Ну хватит, все в порядке. Давай просто оставим эту тему?

– Расстояние между телами не означает расстояние между душами.

В трубке белый шум. Дамба прорвалась, и рев бегущей воды заглушил все вокруг. А сустав треснул, сломался. Белый шум исчез, вода успокоилась.

Ты больше не звонишь. Не отвечаешь на ее звонки. Несколько дней спустя ты полностью отключаешь телефон. Живешь в холодном тумане, в голубом пламени злости, погруженном во тьму меланхолии.

Живешь в застывшем ритме. Живешь как собственная тень. Часто всхлипываешь и начинаешь задыхаться. Ты прячешься. Бежишь на месте. Тебе страшно и трудно.

Чувствуешь боль. Боль во всем теле. Тебе больно быть собой и страшно от этой боли.

Через неделю после отключения телефона ты выходишь из дома, и тебе в спину явно намеренно прилетает что-то мелкое и твердое; боль пронзает кожу, кости, мышцы. Ты едва не падаешь на дорогу.

– Какого?..

На тебя летит шквал тонких конечностей, ты отталкиваешь их, разводя в стороны, пытаясь увидеть, кто это.

Она стоит перед тобой, тяжело дыша.

– Ты откуда здесь? – спрашиваешь ты.

– Что ты творишь?!

– Прости, не понял?

– Почему, чтобы поговорить со своим парнем, мне приходится ехать из самого Эдинбурга?

Тебе нечего ответить.

– Я писала, звонила тебе, обзвонила твоих друзей, обзвонила вообще всех, кого можно! Ты хоть понимаешь, как я волновалась? Какой же ты эгоист. Ужасный эгоист. Даже не задумываешься о нас,