Том 1. На рыбачьей тропе ; Снега над Россией ; Смотри и радуйся… ; В ожидании праздника ; Гармония стиля - Евгений Иванович Носов

— будто кто за руку остановит — столько в них милой простоты и обаяния. Не за их ли сдержанную, немного грустную и наивную прелесть дано такое чудесное название — незабудки?

За кустами мелькает пестрый ситцевый сарафан и русая головка маленькой девочки. Не видя меня, она рвет цветы, что-то напевая. О мою брезентовую куртку хлестко стегают прутья. Девочка трепетно оборачивается на шум. Я, конечно, напугал ее, и теперь она, пока я приближаюсь, тревожится: что за человек? Она, поджав губку, пугливо смотрит на меня одним глазом в щелку раздвоившегося чуба. Обе ее руки заложены за спину, будто она прячет от меня что-то такое, чего не должен увидеть я.

Поднимаю над головой спиннинг, и девочка успокаивается: рыболов. Она доверчиво показывает из-за спины голубую охапку незабудок. При этом внимательно и озабоченно смотрит мне в лицо, ловя на нем оценку букету. Я еще не успеваю ничего сказать, а она уже догадывается, что букет нравится. Потому что глаза ее вдруг расцветают какой-то радостной голубизной, точь-в-точь две звездочки-незабудки.

— Очень хорошие цветы, — хвалю я. — Только как же ты не боишься заходить так далеко?

— А я тут рядом живу, в деревне.

Мне все равно куда идти, и я провожаю девочку Аленку домой.

Над крутым обрывистым берегом хлопочут речные ласточки. Аленка спрашивает, почему они кружат. Я рассказываю: наверное, ремонтируют свои квартиры, пострадавшие от наводнения. Селятся ласточки в норах, в обрывистых берегах. Птичка-невеличка, а прокапывает в твердой глине ход до метра длиной. Нелегкая работа, зато получается самое безопасное жилище — ни с берега, ни с воды не достать. Одно только неудобство — весной вода заливает. А бывает и так: прилетят береговушки и не могут найти своих прошлогодних нор. Вешняя вода подмыла кручу, и та вместе с гнездами и кустами лозняка отвалилась, сползла в воду. Там, где был птичий пещерный городок, чернеет теперь свежий обвал, а из воды торчит куст лозы, опутанный наносными водорослями. Если затонувшие ласточкины норы не размыло, то в них теперь наверняка набились раки и налимы.

Аленка боится: не случилась ли такая беда с теми ласточками, что озабоченно кружат впереди нас над обрывом? Но видим берег в черных ямках, и Аленка тихо смеется: домики уцелели. Ласточки крикливо носятся над своими гнездами и успокаиваются, как только мы скрываемся в береговых зарослях черемухи. Местами в воду сползли вместе с берегом целые деревья. Обреченные на гибель, они все-таки выбросили молодые листья. Но как только напор весенних жизненных сил иссякнет, они завянут, как умирает ветка вербы или сирени, распустившаяся на окне в бутылке. А потом приедут на лодке люди и спилят их на дрова. Аленка об этом не знает, а мне не хочется ее огорчать, видя, как она удивлена необыкновенным лесом. Да и мне странно видеть эту рощицу среди воды, под сенью которой плавают голавли.

Досталось нынче и береговой посадке тополей. Мы проходим мимо, и я на каждом шагу примечаю следы борьбы со льдами. Молодые деревца, стоя по пояс в воде, с трудом сдерживали их натиск. Льдины метровой толщины с разгона врезались в упругую стену молодых деревьев, подминали под себя гибкую поросль, ранили острыми краями те, что покрепче, неподатливее. Стволы покрыты свежими задирами и прошлогодними ссадинами. Но жестокая битва и на этот раз выиграна: молодо зеленеют клейкие, будто еще не просохшие лакированные листья, прикрыв под своим шатром остатки водорослей, кучи песка и всякого мусора, нанесенных половодьем.

Над посадкой шумно взлетает воронье, рассыпается по верхушкам деревьев. Сквозь тополевую горечь молодой листвы пробивается запах тлена. Невольно поворачиваю голову на ветерок. В развилке дерева что-то сереет. Аленка тоже замечает и хватает меня за полу куртки. Губы ее тихо шепчут: «Что это?» Я подхожу ближе. Здоровенный русачина свисает с дерева вниз головой. Он попал в развилку ствола брюшным перехватом и держится в ней крепко.

— Что это? — переспрашивает девочка.

— Заяц, Аленка.

— А почему он на дереве?

Я и сам не знаю, как матерый русак оказался между сучьев. Странная смерть. Ведь уцелел же зимой от выстрела охотника, наверно, сумел сбить со следа не одну гончую, а тут на тебе.

Неприятная находка. Спешу уйти подальше от постылого вороньего крика, от дурного запаха. А Аленка трусит за мной рысцой и все допрашивает:

— А зайцы умеют по деревьям лазать?

— Когда земля больше не держит, хочешь не хочешь, приходится лезть и на дерево.

— А когда земля зайцев не держит?

И я начинаю выдумывать историю, стараясь ответить и Аленке и самому себе.

— Жил-был, Аленка, серый зайчишка. У него были длинные уши, чтобы слышать, длинные лапы, чтобы убегать от лисиц и собак, и очень коротенький хвостик. Такой коротенький, что когда, случалось, собаки нагоняли зайчишку, то им не за что было ухватиться. И все-таки косому жилось очень скверно, потому что у него вместо сердца был кусочек страха. Упадет с дерева сухой сучок, а страх уже шепчет в большие уши: «Это лисица» — и приказывает длинным лапам: «Бегите!» А бежать вовсе никуда и не надо. И глаза у зайчишки стали косыми от страха. Ест траву, а сам все косится. Да так и окосел. Вот до чего доводит страх!

Всем завидует заяц. Особенно ежу. Вот кто храбр, вот у кого мужественное сердце! Никого не боится еж. Ни собак, ни волка, ни даже медведя.

Раз заяц видел, как на ежа собака напала. Ну, думает заяц, — крышка! Хотел было крикнуть: «Беги, браток, спасайся». Да не крикнул, потому что от страха голос пропал. А еж и не подумал спасаться бегством. Наоборот, стал сердито ворчать на собаку, а как только та хотела его сцапать, он так поддал ее в нос колючками, что перепуганный пес взвизгнул и убежал.

Пробовал и заяц никуда не убегать. Но утерпеть не мог. Чуть что — подскочит и — пошел махать без оглядки.

Особенно трудненько зимой, когда снег выпадает. Куда ни побежит косой, туда за ним и след тянется. Заяц вправо — след вправо, заяц влево — след влево. Тут уже всякий щенок запросто разыщет. Как только ни хитрил косой, чтобы от своего следа избавиться! Да так и не сумел. Тогда он стал запутывать его. Сделает петлю, потом вернется назад, ступая по старому следу, чтобы лапы точно в отпечатки попадали, и вдруг как прыгнет в сторону! Но охотник научился распутывать заячьи хитрости. Только прилег заяц в ямке под кустом, думая, что наконец-то можно спокойно