Возлюбленная виконта - Луиза Аллен

Глядя на земли, недавно принадлежавшие Рейфу, она поняла, что никогда не сможет сказать ребенку, кто его настоящий отец. Открыть истину — значит предать Эллиотта. К тому же Рейф не заслуживал, чтобы ребенок, которого он так безответственно породил, почитал его посмертно. Обязательно ли ребенку знать, кто его родители?

— Что-то не так? — Как чутко реагировал Эллиотт на перепады ее настроения, телодвижений!

— Мне немного грустно. Извините, меньше всего хочется признаться в этом на следующий день после бракосочетания.

— Ничего удивительного. Обретя мужа, вы ожидали, что станете чувствовать себя лучше? — Она удивленно взглянула на Эллиотта, тот уставился вдаль, коснувшись большим пальцем руки ее пульса. Должно быть, почувствовал, как тот участился от откровенного разговора.

— Жаль… Жаль, что я спала с Рейфом, но я не жалею, что у меня будет ребенок. Мне стыдно за то, что я натворила, что чувствовала. Мне следовало быть умнее. Не допускать, чтобы страсть и желание взяли верх над тем, чему меня учили. — Но разве потребность в любви можно считать постыдной? Все так запутанно. — Мне стыдно за то, что я поставила вас в такое положение. Не надо было тревожиться относительно будущего ребенка, но ведь множество тревог еще впереди, и я понимаю, что веду себя неподобающе. Эллиотт, я сделаю все, чтобы стать хорошей виконтессой. — И хорошей женой. Во что бы то ни стало.

— Значит, вы испытываете чувство долга. — Большой палец Эллиотта застыл.

— К вам? Конечно. И благодарность. И привязанность, — добавила она, с опаской думая о том, какое выражение увидит на его лице.

— Это уже кое-что. — Эллиотт повернулся спиной к парапету. Она стояла прямо перед ним, он защищал ее от ветра своим телом.

— Вчера… — вымолвила Белла, уставившись на незамысловатый узел его шейного платка.

— Да?

— Вы… я не удовлетворила вас. — Боже, как же трудно говорить об этом.

— Я ничего такого не говорил. — Однако он не улыбнулся. — Мне кажется, это вы остались неудовлетворенной.

— Моя вина, — призналась Белла. Он покачал головой, приоткрыл рот, но она продолжала говорить, запинаясь: — Я постараюсь. Правда, постараюсь. Сегодня все будет иначе.

— Сегодня будет то же самое, если вы не сможете убедить меня и себя, что хотите любить меня.

Белла резко подняла голову и уставилась на него:

— Убедить вас? Как? Я ведь подчиняюсь… разве вы не этого хотите?

— Нет, не этого.

У Беллы упало сердце. Даже здесь она промахнулась. Теперь он скажет, сколь нескладно она вела себя. Несомненно, скажет тактично, ведь это Эллиотт, а не Рейф.

— Если вы станете добиваться близости, поймете, как это сделать, — заметил он.

«Эллиотт улыбается, но не радуется», — подумала Белла, глядя в его голубые глаза без следов озорства. Неужели он злится? Или не злится на нее?

— Мне нравится, когда вы целуете меня, — призналась она, будто стараясь смягчить свои погрешности. «Как же мне намекнуть, чтобы он показал, что я должна делать? Настоящая женщина инстинктивно догадывается, как следует вести себя».

— Надеюсь, это так. — Теперь он улыбался, она тоже улыбнулась ему. Это был совсем другой Эллиотт. Таким она мельком видела его раньше, веселым, заигрывающим, не стесняющимся смеяться над собой. — Не хочу хвастаться, но по этой части я считаюсь опытным.

— Значит, вы часто практиковались? — Белла осмелела.

— Это не секрет, — признался Эллиотт. — Однако теперь я должен совершенствоваться с вашей помощью.

Такие слова обнадеживали. Неужели он хотел сказать, что не вернется к своей любовнице? Белла заметила, что он насмешливо и по-доброму следит за ее выразительно-задумчивым лицом.

— Я совсем неопытна, — призналась она смущенно. Казалось, поцелуй — это просто соприкосновение губ.

Рейф делал это очень грубо. Белла вспомнила, что он так очаровательно извинялся, когда она, дрожа, отпрянула от него, прижав пальцы к посиневшим губам. Рейф объяснил все безудержной страстью, которую она пробудила в нем. После этого она поверила, что сама во всем виновата.

Теперь ее долг — научиться целовать мужа так, чтобы ему было приятно. Скорее всего, это не долг, а удовольствие. Все смущало ее. К тому же она стояла между сомкнутыми ногами Эллиотта. Интересно, когда она оказалась столь близко? Стало трудно думать. Ее обуревали позор, желание и страх.

— Уверяю, вам не требуется особого умения, когда вы стоите вот так, касаясь языком верхней губы, — заговорил Эллиотт хриплым голосом.

«Мой язык?» Она закрыла рот, но слишком поздно. Эллиотт наклонился и поцеловал ее. Арабелла потеряла власть над собой, отдалась чувствам и перестала думать. Казалось, все происходило инстинктивно. Губы сами раскрылись, язык встретился с его языком, коснулся зубов, ласкал нежную внутреннюю плоть. «О, я ведь знаю, как это делается!» Ее руки устремились к его груди. Она чувствовала, как под ее ладонью бьется его сердце.

Эллиотт изменил положение и привлек ее к себе. Белла почувствовала, как что-то горячее уперлось ей в живот, и затаила дыхание. Вот как это делается. Не просто чувственные поцелуи, действующие как наркотик. Вот в чем все дело.

Похоже, Белла сможет научиться целоваться. Но сейчас все происходило иначе. Как же она научилась делать то, от чего становилось очень больно? Она съежилась, как ребенок, ожидавший подзатыльник.

— Что случилось? — Эллиотт перестал целовать ее, его руки опустились ниже, обхватили ягодицы. Он подался назад, чтобы видеть ее лицо. Тут в ее бедро уперся его твердый стержень, и у нее неожиданно возникло отчаянное горячее желание потереться о него. Нахлынуло, точно огромная волна на берег моря. Белла растерялась, ощутив столь сильную потребность. Попыталась обуздать ее, зная, что поведет себя неумело. Подалась назад в тот момент, когда Тоби выбежал на крышу, распугав голубей. От страха те вспорхнули, отчаянно хлопая крыльями.

— Непослушная собака! — Белла высвободилась из рук Эллиотта. — Вот глупое создание. Думает, что сможет поймать голубя. О боже, собака испугала меня. Тоби, иди сюда!

— Значит, виновата собака? — спросил Эллиотт, выпрямляясь.

— Конечно. Наверное, мне лучше спуститься вниз. — Белла на мгновение умышленно коснулась живота и увидела, что Эллиотт заметил это. С ней ничего не случилось, если не считать стыда от его поцелуя и ее собственных опасений. Она почувствовала себя виноватой. Впервые Белла обманывала его. В действительности она соврала, чтобы выйти из ситуации, в которой не знала, как себя вести.

Чувство вины усилилось, когда Белла увидела его озабоченное лицо.

— Мне не следовало тащить вас сюда.

— Мне это понравилось, — ответила Белла, улыбаясь через силу. — Мне сегодня значительно лучше.