Возлюбленная виконта - Луиза Аллен

— Отдыхайте, — бросил Эллиотт, оглянувшись. — Соизвольте поступить хотя бы так, как вам советуют.

— Я иду к себе. — Белла вошла в спальню. Тоби опередил ее прежде, чем она успела преградить ему путь.

— Хорошо.

Она закрыла дверь и прислонилась к ней. Она сказала, что пойдет в свою спальню, но не обещала, что станет отдыхать. Не сомневалась, что Эллиотт скоро поедет куда-нибудь, тогда можно будет все осмотреть и найти подходящее место для детской.

Эллиотту хотелось, чтобы Арабелла была менее уступчивой. Похоже, его желание сбывалось. Рано утверждать, что это приведет к желаемому результату. Нельзя отмахнуться от жены, любящей спорить, так же просто, как от несговорчивой любовницы.

Он запрыгнул в седло гнедой лошади и направился к ферме. Тернер будет гадать, что с ним сегодня случилось. Эллиотт почти каждое утро проводил с управляющим имения, стараясь привести землю и жилища арендаторов в то состояние, в каком они находились до того, как Рейф стал наследником. Брат не выказывал ни малейшего интереса к собственности, которая приносила ему значительную часть доходов, не передал управляющему достаточно полномочий, которые дали бы тому возможность распоряжаться ею должным образом. Видно, вверял власть своему подчиненному столь же неохотно, как и брату.

Даже когда Эллиотт испытывал недостаток средств и столкнулся с халатностью, он применял новейшие достижения техники и несколько лет вкладывал большие деньги в Фоссе-Уоррен, но так и не смог поправить дела. Тернер все же был доволен, он имел право пользоваться деньгами, а работодатель проявлял ко всему разумный интерес.

Эллиотт заставил гнедую лошадь перейти на шаг, хотя та выказывала нетерпение.

Он не спешил обсуждать вопрос о том, на какое поле перенести выращивание репы и стоит ли купить несколько фруктовых садов в долине, как предлагал Тернер. Его больше занимали мысли об Арабелле и интимной близости. Эти мысли вытесняли прочие неприятные и трудные вопросы.

Эллиотт не сомневался в том, что природа наделила ее чувственностью, хотя после прошлой ночи было трудно определить, почему он так уверен в этом. Раздумывая, он заерзал в седле. Белле нравилось целоваться, Эллиотт чувствовал, как все ее существо отзывалось на ласки, как невинно и соблазнительно она пыталась исследовать его тело. Он точно знал, чего желает сам. С досадой вспомнил, как на этот раз ему показалось, будто она полностью уступит ему. Но как только дело принимало серьезный оборот, Белла либо застывала, как прошлой ночью, либо пассивно уступала.

Возможно, она реагировала инстинктивно, затем неожиданно цепенела, когда ее прирожденная скромность и чувство долга к нему, как мужу, вступали в противоречие. Может, причина в другом. В беременности? В нем? В Рейфе?

Арабелла стала для него досадной загадкой. Она вела себя послушно, но не отступала, например, когда речь зашла о выборе места для детской. Эллиотт был уверен, что ее не удастся уговорить оставить детскую на верхнем этаже, сколько бы бессонных ночей ни пришлось провести после рождения ребенка. Белла знала, что он на завтрак ест только гренки, однако ей удалось устроить настоящий пир. Она носила ребенка его брата, но нервничала, точно девственница. Была изумительно-чувственной, но отступала, когда дело заходило дальше поцелуев.

Сейчас, когда он хотел — нет, ему надо было — откровенно и решительно поговорить с ней, она заплакала. Эллиотт больше не сомневался, что дело в беременности. Арабелла не меньше его удивилась, обнаружив, сколь эмоциональна. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы он почувствовал себя обидчиком.

Эллиотт не привык обижать кого бы то ни было. Такие качества, как твердость, справедливость, властность, умение хорошо работать, привитые с детства, не пропали даром и расположили к нему людей.

Эллиотт также не привык обманываться в себе. Тревожное состояние духа этим утром, стоит признать, объяснялось не только поведением слишком эмоциональной жены. Его реакция после посещения детской была интуитивной, что-то вроде короткого удара в корпус. И это удивило его. Там, наверху, он провел весьма счастливое время, вспоминая улыбающееся лицо няни Уайт, игру в солдатиков с Рейфом, вкус овсяной каши с медом и долгожданную встречу с матерью перед сном.

Даже когда Рейф перебрался на нижний этаж, Эллиотт не опечалился. Он играл сам с собой и размышлял. Однако ему не хватало брата. Он почти не видел его, когда тот поступил в школу, и с нетерпением ждал дня, когда сможет перебраться к нему.

Однако Рейф в свои восемь лет был совсем не таким, как младший брат и товарищ по играм. Младший брат воспринимался как досадная помеха. Эллиотт научился не трогать игрушки и книги Рейфа, не сидеть за его столом, не требовать к себе внимания учителя, пока тот занимался с Рейфом.

В двенадцать лет он всюду ходил за старым управляющим, задавал вопросы и интересовался делами имения. Его привлекало все, и вскоре стало возникать собственное мнение. Питерс всячески поощрял его. Однажды отец в присутствии Рейфа похвалил его за то, что он хорошо разбирается в крупном рогатом скоте.

— Наследник — я, — прошипел Рейф, как только они остались наедине, больно выкручивая ему руку. — Ты всего лишь запасной винтик. Мне будет принадлежать все, титул, дом, земля. Мистер Кэлн, ты никто, не забывай об этом.

Эллиотт впервые вышел из себя, подрался с братом с яростью и отчаянием раненого животного. Тогда он победил и заставил Рейфа бежать к маме с разбитой губой и синяком под глазом. Эллиотта выпороли. Но Рейф больше никогда не нападал на него открыто, а он понял, что способен постоять за себя.

Нет, не печальные воспоминания стали причиной досады, а осознание, что в этой колыбели будет лежать не его дитя. Эллиотт понимал, что именно поэтому ему захотелось, чтобы детская находилась как можно дальше. Эта мелочность постыдна. К тому же он страстно заявил Арабелле, что в случае, если родится мальчик, он обязательно станет наследником. Эллиотт говорил серьезно. Он даже не стал особенно раздумывать, ибо знал: это справедливое решение. Решение и сейчас было справедливым.

Почему же тогда он сейчас недоволен этим? Если у него от Арабеллы родится сын, он передаст Фоссе-Уоррен ему. Еще несколько дней назад он желал лишь одного: оставить имение сыну, мальчику, который вырастет таким же простым мистером Кэлном, как и он. Что изменилось?

Эллиотт покачал головой, досадуя на себя и стыдясь. Черт подери, он ведь был доволен тем, что поступил правильно, женился на Арабелле, теперь же выяснил, что не является разумным и бесстрастным человеком, каким считал себя. «Ты самодовольный черт», — сказал он про себя. Услышав его голос и почувствовав, как натянулись поводья, лошадь начала двигаться боком.

— Поехали, нас ждут дела. — Эллиотт пришпорил ее, заставил перейти на легкий галоп. — Я и так напрасно потратил уйму времени на крыше и в детской.

— Миссис Найт, у вас найдется время показать мне комнаты? — спросила Белла, застав пожилую женщину в кладовой. Та хмуро разглядывала какой-то список.