Планета супербарона Кетсинга - Виталий Заяц

– Духовный наставник нашего рода.

Повисла пауза, Вок пытался понять, как духовный наставник, поп, в переводе на язык не слишком высокопарный, может размахивать копьем и попирать ногой нечто непонятное? Хотя почему такой ступор? Вон монахи Шаолиня в телевизоре, крестоносцы опять же. Кажется Пересвет, Куликовскую битву начавший, тоже к духовенству какое-то отношение имел. Но в рыцарских орденах вроде специальные служители культа имелись, отдельные от мечей и насилия в целом?

– Крестоносец?

Сказал и тут же сообразил, какую глупость сморозил. Ни крестовых походов здесь наверняка не случалось, ни воинов, такие знаки на плащи нашивавших, к тому же крестов на крышах высоких зданий Вок ни разу не замечал. Попытался загладить ошибку:

– Прошу прощения, перепутал. Наше, южное. Воины… предки в смысле, несли свет религии…

Совсем запутался… как выпутаться, не наврав еще больше? Барон смотрел удивленно. Спросил:

– Война из-за Бога?

Вок кивнул.

– Извини, но зачем?

– Ну, зачем… – Вок запнулся, осознав, что любой ответ представит его или критиком собственной южной страны, или адептом религиозных заморочек. Критиканом становиться заморскому графу никак нельзя, а адептом казаться не хотелось, гордость не позволяла.

Не так чтобы Вок совсем не верил в Бога, скорее, отношения с ним строил по схеме незамечания друг друга, а вот религиозным деятелям не верил совсем, ни современным, ни тем, которые тысячу лет назад войны затевали. И еще – врать, морочить барону голову душа не лежала. Тот понял возникшую паузу по-своему. Положил руку на ладонь гостя:

– Не стоит стесняться прошлого, у всех нас предки были когда-то дикарями.

Ого! Такого, наверное, даже осьминог бы не ожидал. Средневековый аристократ говорит о развитии общества как о само собой разумеющемся. Коротко и именно то, что Вок и сам всегда чувствовал, только не заморачивался сформулировать внятно. Барон же спокойно, не торопясь, видимо стараясь, чтобы его речь не звучала свысока, описывал основы почти агностического мировоззрения.

В Бога здесь верили, но не «пойти помолиться», а концептуально, как в высшую силу. А высшей силе, Богу, королю, не нужны внешние признаки веры. Внутренние, впрочем, тоже не нужны. И уж точно пофигу дикари, защищающие религию с мечом в руке. Вот еще бы запомнить те слова, которыми это говорил барон. Хорошо они ложились. Захотелось прямо сейчас расспросить хозяина о многом, но не успел, в зале появился Редвик. Выглядел он очень официально.

– Посыльные его высочества сэра принца к его сиятельству сэру графу де ла Коста.

От такого официоза захотелось поправить на себе оставшиеся где-то в земном девятнадцатом веке фрак и бабочку. Дворецкий шагнул в сторону, и появились посыльные, аж два сразу. Желание быть одетым официально сменилось желанием вскочить и вытянуться в струнку. Вошедшие совершенно не отличались друг от друга – одинаковая темно-синяя форма с серебряным шитьем, высокие сапоги и шлемы без забрал. Замечательно, что сапоги и шлемы имели такую же сине-серебряную расцветку, а плюмажи давали ответ на давно мучивший вопрос – зачем в благородных домах такие внушительные двери. Посланцы открыли рты и хором, в унисон, произнесли короткий текст приглашения завтра в три четверти дня в замок на персональный прием. Да, конечно, всенепременнейше буду, Вок едва удержался, чтобы не сделать реверанс. Когда посыльные убыли, отсалютовал пустым винным бокалом – просто для разрядки, пусть и посредством глуповатого жеста.

– Ну, дают! – выдохнул он. – У нас проще все как-то.

– Двое, – улыбнулся хозяин. – Двоих к герцогам посылают.

– Интересно, за что такая честь? – Вок вспомнил: герцог – это примерно тот же принц или князь. – Я вроде принцу не ровня.

– Да, совсем вы на юге… – Фразу хозяин не закончил, наверное, чтобы не прозвучала обидно. – К соседским принцам четверо бы отправилось. Но наш, судя по всему, сильно заинтересован твоей персоной.

После ухода посыльных его высочества барон потребовал еще вина, потягивал красную жидкость, удобно расположившись в кресле. Вок сидел напротив. Без бокала, один сегодня он выпил, а больше не хотелось. Обстановка располагала к расспросам.

– Скажите, супербарон… – Запнулся, давно ведь уже перешли на «ты». – Скажи, как вы называете свою…

Опять запнулся, чуть не сказав «планету». Но хозяин не переспрашивал, ждал, позволив выкрутиться.

– Как называется этот город на вашем языке?

– Это столица, – пожал плечами барон. – Зачем ей название?

– Хорошо, а страна?

Выяснилось, что у прибрежного княжества тоже нет никакого имени. Точнее, оно есть, и не одно, но пользуются ими соседи, которые, по недружелюбию своему, прозвища дают обидные, то есть такие, какие даже обычные граждане гордо игнорируют, не говоря уже о людях благородных. Ну а если все-таки нужно обозначить, то делают это витиевато, например «государство, в котором правит принц Семкост-Хунлен».

Уже не надеясь на успех, Вок перешел к названию мира в целом. Правильно не надеялся, никакого специального имени у планеты не оказалось, а наиболее подходящим аналогом было слово «земля». Вот такой вот мир без лишних наименований.

Вечером, улегшись в кровать, Вок вспомнил, как барон сказал про принца «наш, судя по всему, сильно заинтересован твоей персоной». Прозвучало это знакомо, но почему – сразу сообразить не получилось. Добрый спокойный голос, ему веришь, всегда веришь. Чувствуешь, что ничего плохого не случится… Отец так говорил, не каждый раз, но иногда бывало.

Глаза уже закрылись, но в голове продолжали медленно течь мысли, воспоминания. Второй класс, пятница, кажется, это была пятница. Звонок в дверь. Открыла мама, вскрикнула испуганно: «Что он натворил?» В коридор вышел отец, вернулся, взглянул на Вока: «Милиционер пришел, судя по всему, сильно заинтересован твоей персоной». Да, именно теми же словами, тем же тоном, которым сказал про принца барон.

Форма на капитане висела мешком, сам он выглядел очень устало. Но улыбался. И объяснил, что Воку в воскресенье надо прийти в Дом офицеров. Мама опять вскрикнула: «Что он сделал?», но оказалось, ничего плохого, даже наоборот. Точнее, наоборот с точки зрения милиционера.

Еще в сентябре брели из школы и завернули в маленький парк за Дворцом Ленина – просто так завернули, домой подольше не приходить и уроки не делать. Наткнулись на забытые дворником лопаты, и Сашка – здоровый и наглый – начал копать. Вовка не любил Сашку, и, если бы не компания, вместе с ним в парк не пошел бы, смотрел, как тот роет рыхлую, податливую землю и думал: «Во дурак, сил девать некуда». Лопата звякнула, Сашка заорал: «Клад нашел!» – и начал глупо кривляться. В яме виднелась железная штука с заклепками. Стало обидно до жути и завидно. Вовка крикнул: «Клад надо сдать государству, а нашедшему четверть положена!» А одноклассник просто ударил его в живот и продолжал кривляться. Вовка согнулся, на глазах выступили слезы, повернулся и побежал из парка. И наткнулся на милиционера, выпалил: «Дяденька лейтенант, мы там нашли!..» Задохнулся, сбился и добавил: «Мы с Сашкой нашли».