Рабыня страсти - Бертрис Смолл

— Да, плавание будет тяжелым для девушек. Они привыкли ктвердой земле. А путешествие из Стретчклайда в Дублин заняло всего пару дней, ктому же почти всегда земля была в пределах видимости.

— Теперь же им предстоит не видеть земли много дней… —сказал Карим.

Эрда объявила Риган и Морэг, что они снова могут гулять попрелестному садику дома Донала Рая. Визжа от восторга, они понеслись вниз поступенькам — и вновь принялись гулять на солнышке, нежиться на красивыхмраморных скамеечках, болтать о таинственной Аль-Андалус, куда им вскорепредстояло отправиться…

Около полудня в садике появился Аллаэддин-бен-Омар ипочтительно объявил Риган:

— Госпожа Зейнаб, Карим-аль-Малика желает видеть вас. Онждет вас наверху, — чернобородый моряк вежливо поклонился.

Риган поблагодарила его и покинула садик. Аллаэддин-бен-Омарулыбнулся Морэг. Протянув руку, он нежно дернул ее за косичку — девушкахихикнула. Взяв ее за руку, он принялся прогуливаться с нею по садику.

— Ты прелестна, — сказал он.

— А ты лихой ухажер, — отвечала она. — Хоть я и выросла вмонастыре, но таких негодяев распознаю сразу.

Он ласково и нежно рассмеялся, и Морэг почувствовала, чтосердце ее тает…

— Да, Ома, я и вправду негодяй, но негодяй с добрым сердцем.А ты уже похитила его, моя прелесть. И знаешь — я не хочу получать его назад…

— У тебя медовые речи, Аллаэддин-бен-Омар, — отвечаладевушка с влекущей улыбкой, но тут же засмущалась и нагнулась, чтобы понюхатьрозочку.

Когда она выпрямилась, мужчина стоял прямо перед нею.

— А знаешь ли ты, что твое имя Ома происходит от мужскогоимени Омар? — пальцы его коснулись девичьей щечки.

Глаза Морэг расширились. Занервничав, она отступила на шаг.Прикосновение было ласковым и все же слегка шокировало ее. Она глядела в егочерные глаза, и сердце ее бешено колотилось. Он снова протянул к ней руки и насей раз нежно заключил ее в объятия. Морэг чувствовала, что вот-вот упадет безчувств. Нет, пастушьи сынки из окрестностей монастыря никогда не вели себя снею столь смело… «О-о-о-ох!» — воскликнула она, когда губы его коснулись еерта, но она не воспротивилась, не стала вырываться… Ей было интересно, что жебудет дальше, к тому же с этим великаном она, малышка, чувствовала себя вбезопасности.

Из окна покоя Карим-аль-Малика наблюдал за тем, как его другобхаживает девчонку. Он никогда прежде не видел Аллаэддина столь нежным, стольтерпеливым и ласковым с женщиной. Карим отчего-то решил, что на сей раз егодруг чересчур расчувствовался. Нежный взгляд Аллаэддина, устремленный напрелестное личико Омы, служил предвестником чего-то куда большего, нежелимимолетное увлечение…

Заслышав звук открываемой двери. Карим отвернулся от окна.Лицо его озарила улыбка:

— Зейнаб! Хорошо ли тебе спалось?

— Хорошо, — призналась она. Да, она и вправду давно нечувствовала себя столь свежей и отдохнувшей, как нынче поутру, когда проснуласьи не нашла его рядом. Она чуть улыбнулась.

— Продолжим наши занятия? — предложил он. — Разоблачись, моякрасавица. Сегодня мы начнем постигать Науку Прикосновений. Наша чувствительнаякожа крайне много значит в искусстве любви, Зейнаб. Очень важно узнать, какправильно ее ласкать. Ты должна научиться трогать самое себя, а также и своегогосподина так, чтобы пробудить все прочие чувства.

Риган была слегка ошарашена. Он говорил все это оченьпросто. Ничего бесстыдного не было в его голосе. Медленно она стянула с себяодежду. Отказываться было смешно — это она уже поняла. Прошлой ночью онубедительно доказал ей, что ждет от нее незамедлительного повиновения. — Почтивсе утро она билась над разодранной сорочкой, пытаясь ее зашить: не в ееправилах было бросаться вещами. Но нежная ткань была безнадежно испорчена…

Теперь, стягивая сорочку через голову, она бросила на негобыстрый взгляд из-под густых золотистых ресниц. На нем были лишь белыепанталоны, и в дневном свете тело его казалось необыкновенно красивым. Риганвдруг залилась краской. Да полно, разве мужчина может быть красив?

Он бесстрастно наблюдал за тем, как она раздевается. Она быласамо совершенство, но тем не менее он ясно отдавал себе отчет в том, что емупонадобится все его мастерство, чтобы научить это создание искусству любви. Ивсе самообладание… Первой заповедью учеников самаркандской Школы Страсти было:«Не позволяй ученице затронуть твоего сердца». Прежде чем начать обучатьженщину, надо полностью подчинить ее, но очень нежно, а вовсе не грубо. Отучителя же требовались терпение, доброта и твердость, но сердце его должнооставаться холодным.

— Господин… — теперь она была совершенно обнажена.

Он вновь внимательно оглядел ее.

— Любовью заниматься можно в любое время дня и ночи, — началон. — Хотя некоторые, страдающие излишней скромностью, считают, что страстьможно выпускать на волю лишь в темноте. Так вот, именно потому, что тынапугана, я решил, что, если мы будем проводить уроки при свете дня и ты будешьясно видеть, что происходит, ты скорее избавишься от пустых страхов. Ты меняпонимаешь?

Риган кивнула.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Но прежде чем мы займемся наукойприкосновений, ты должна принять новое имя, данное тебе. Теперь ты больше неможешь носить чужеземное имя.

— Но, если ты лишишь меня имени, данного мне при рождении,ты лишишь меня самой себя! — глаза Риган были полны отчаяния. — Я не хочуисчезнуть, мой господин!

— Но ведь ты — это гораздо больше, нежели просто имя, —спокойно произнес он. — И вовсе не имя делает тебя тем, что ты есть, Зейнаб. Тыникогда больше не воротишься на родину. Воспоминания навсегда останутся стобою, но ими одними ты не проживешь. Ты должна разорвать с прошлым и отринутьпрежнее имя, данное тебе матерью при рождении. Новое имя означает новую жизнь,и куда лучшую, нежели прежняя. А теперь скажи, как тебя зовут, моя красавица.Скажи: «Мое имя Зейнаб». Скажи!

На мгновение аквамариновые глаза наполнились слезами,которые, казалось, вот-вот заструятся по щекам. Губы упрямо сжались… Но вдругона с трудом сглотнула и выговорила: «Мое имя Зейнаб. Оно означает»прекраснейшая «.

— Еще раз! — воодушевлял ее Карим.

— Я Зейнаб! — голос ее окреп.

— Хорошо! — он снизошел до похвалы, не оставшись равнодушнымк ее тяжелой внутренней борьбе и победе над собой. Он вполне понимал, скольтрудно ей разрывать с прошлым, но был удовлетворен тем, что она поняла наконец:лишь вверив себя ему, сможет она выжить в новом для нее мире.