Рабыня страсти - Бертрис Смолл

— Риган Мак-Дуфф из клана Бен Мак-Дун… Моему слуху это имячуждо. А что значит «Риган»? Насколько я понимаю, Мак-Дуфф — нечто вродефамилии?

— «Риган» означает «король», — с гордостью отвечала девушка.

— Ты вовсе не король, красавица моя, ты дивная женщина,которую я сделаю просто волшебной. Можешь считать себя кем заблагорассудится,Зейнаб, но помни: ты покинула навеки свой мир. Теперь ты в моем мире и станешьотзываться на новое имя очень скоро. Если не нынче же вечером, то завтра или вкрайнем случае послезавтра…

Он начал медленно снимать с себя одежду: сначала длинныйбелый плащ, потом широкий пояс, обхватывавший тонкую талию, белоснежную рубаху…Усевшись на постель, он стянул мягкие сапоги, затем, снова встав, принялсястягивать белые панталоны…

Риган ахнула:

— Что ты делаешь?

— А разве это не очевидно? — в его синих глазах прыгаливеселые искорки, хотя выражение лица оставалось ледяным. — Ты когда-нибудьвидела обнаженное мужское тело, Зейнаб?

— Я не девственна… — пробормотала она, изо всех сил стараясьне смотреть на него, но искушение оказалось чересчур сильным. Широкая грудьукрашена растительностью, которая спускается до самого паха…Проследив взглядомнаправление, девушка уставилась на его мужское достоинство. Член был светлым иобмякшим… Ноги у Карима были длинные и, подобно груди, покрыты негустойрастительностью.

— А теперь сними сорочку, Зейнаб, — велел он.

— Нет! — отрезала она.

Стремительно преодолев разделявшее их расстояние, он схватилее за ворот сорочки и разорвал тонкую ткань до самого подола.

— Когда я велю тебе что-то сделать, ты должна повиноватьсямне, Зейнаб, — проговорил он, срывая с Риган остатки сорочки.

Потом, взяв ее за руку, подвел к ложу и опрокинул на матрац.Когда он поглядел ей в лицо, то был потрясен выражением ее глаз — вернее,полнейшим его отсутствием. Словно дух ее внезапно покинул тело, оставив лишьпустую оболочку…

— Почему ты так страшишься меня, Зейнаб? — ласково спросилон, не выпуская ее руки. — Не надо бояться…

Она мучительно подбирала слова и наконец с трудомвыговорила:

— Ты причинишь мне боль… Я не хочу, чтобы ты мне сделалбольно! — Она поднялась с ложа и, дрожа, стояла босая на полу.

— Я не причиню тебе боли, Зейнаб. Прошу, расскажи мне о техдвоих, которые сделали тебе больно. Порою это помогает сбросить груз тягостныхвоспоминаний…

—  — Иэн Фергюсон… — еле слышно шепнула Риган — Карим даженаклонился к ней, чтобы расслышать. — От него пахло лошадьми, и он гордопрохаживался передо мной, похваляясь своим «жеребцом». Он стискивал мне груди,потом запустил руки между ног… Он все время извивался на мне, издавая странныезвуки… Затем приказал мне раздвинуть ноги… О, какой большой был у него член ончуть было пополам меня не разорвал! Но ему было все равно! Все равно! Он двигалво мне этим отвратительным орудием взад-вперед, хрипя и потея. Никогда не зналая такой боли! А потом.., потом он еще дважды за ночь овладел мной. Отвратительно!Ненавижу его! — Она разрыдалась.

— А Гуннар Кровавый Топор? — спросил Карим. — Он тожезаставил тебя страдать?

— Когда его плоть вошла в меня, я не чувствовала боли, — ужеспокойнее сказала она, — но это было не менее отвратительно. Он силой наклонилменя вперед и насильно заставил принять его член, и хрюкал, словно хряк, покудане излил в меня сок своей похоти!

— Я никогда не возьму тебя силой, — пообещал ейКарим-аль-Малика.

— Тогда тебе никогда не обладать мною, мой господин, пособственной воле я никогда не отдам своего тела ни одному мужчине в мире.

— Ты отдашься мне, Зейнаб, — нежно сказал он. — Не нынче и,возможно, очень нескоро… Но в конце концов ты по собственной воле станешь моей— и душою, и телом. Мне вовсе не нужно будет ни к чему тебя принуждать. — Онласково отер ладонью слезы с ее лица. — Не плачь… Прошлого не вернуть и неизменить, но будущее твое будет прекрасным. Это обещаю тебе я,Карим-аль-Малика. Верь мне, красавица моя.

— Я не верю ни одному мужчине в мире… — отвечала она. И онпонял ее вполне. Она взглянула на него — в глаза ее понемногу возвращаласьжизнь:

— А что ты должен такого со мною сделать, чтобы меня можнобыло преподнести в дар калифу?

— Обучить тебя искусству страсти, — с легкой улыбкой отвечалКарим, — но ведь это пока для тебя пустой звук, правда?

Риган утвердительно кивнула.

— Любовь — настоящее искусство, Зейнаб. Те двое, что такжестоко с тобою обошлись, понятия не имели, какое наслаждение могут дароватьдруг другу мужчина и женщина. Они были грубы, эгоистичны и тупы. Оба привыклисовокупляться с женщинами, словно кобели с суками. Они ничем не лучшебессмысленных скотов, которым усердно подражают. Но так быть не должно, моякрасавица, — он ласково обнял ее за плечи и поцеловал в лоб. — Со временем янаучу тебя всему, что знаю сам. А потом отвезу тебя к калифу, и ты завоюешь егосердце своею красотой и несравненным мастерством.

…Нет, она не верила его словам. Совокупление — и наслаждение?Как это совместить, она не представляла себе, но, надо признаться, он возбудилее любопытство.

— А где ты постиг это искусство, мой господин? — робкоспросила она.

— В одном городе. Он называется Самарканд.

— А почему ты стал именно этому учиться?

— Я у отца младший, — начал Карим свой рассказ. — Подобномногим младшим балованным детям я был сорвиголова и шалопай. А когда яобрюхатил одну за другой трех отцовских рабынь, терпение его лопнуло. Старшийбрат мой Джафар заступился за меня перед отцом. Он сказал ему, что коль уж ятак люблю «складывать зверей о двух спинах», то, пожалуй, лучше всего отослатьменя в тайную Школу Учителей Страсти в Самарканде. Так, по крайней мере, моимнаклонностям будет найдено практическое применение. Учеников в той школе всегдаочень мало, туда принимают немногих, но выпускники ее в большом почете, потомучто многим нужны хорошо вышколенные Рабыни Страсти. Меня тщательнейшим образомпроэкзаменовали, убедились в моей мужской силе и, посовещавшись, приняли вшколу. Ну а когда я закончил ее, то стал зарабатывать себе на жизнь, обучаярабынь искусству наслаждения. Со временем я смог приобрести свою «И-Тимад»… —Карим-аль-Малика улыбнулся Риган. — Я большой мастер своего дела, поверь, —сказал он с озорным блеском в глазах. — Я взялся заниматься с тобою, лишьуступив настойчивым просьбам Донала Рая, но когда мы закончим наши занятия, тоты, Зейнаб, станешь совершеннейшим моим творением! Обещаю тебе.