Приговоренный - Сергей Самаров

Тем не менее, пока все это делалось, время шло. Майор Алексеенко уже приехал и ввел в двери высокого сухощавого пожилого человека с очками-линзами. Тот нес с собой два кейса, по одному в каждой руке. Познакомились мы прямо в коридоре.

Перед тем как нам уйти в кабинет, начальник штаба напомнил мне:

— Как только будешь готов, позвони, я фотографа пришлю. Он уже выехал сюда.

Я понимал, что своего фотографа отряд не держит, и задал начальнику штаба естественный вопрос, правда, ловко замаскировал его:

— На той же машине, на которой мы сегодня ездили?

Оглоблин кивнул, подтверждая мое соображение насчет того, что документы будут делаться в разведцентре. О том, что нам нужно бы освободить его кабинет, начальник штаба даже не заикнулся. Он пока обосновался в тесном закутке дежурного. Туда к нему пришли с картами два офицера оперативного отдела. Они дожидались нашего ухода, чтобы начать свой доклад.

— Так что нужно сделать? Основная задача моя какая? — спросил Анатолий Константинович, внимательно рассматривая мое лицо.

— Нужно сделать человека неузнаваемым, — за меня объяснил Валентин Валентинович, которого, судя по нескольким фразам, брошенным при встрече, гример хорошо знал.

— Так. Значит, это вашу фотографию показывали утром по телевидению? — последовал очередной вопрос.

Для меня это была новость, поскольку телевизор я не смотрю.

Но подполковник ФСБ подтвердил этот факт:

— Да-да, его фотографию показывали. Этот человек беспочвенно обвинен в нескольких преступлениях. Теперь его задача — найти настоящего преступника и снять с себя вину. Трудно сделать свое дело, когда тебя ищут по всему городу. Вы готовы ему помочь?

— Как не помочь человеку в беде! — ответил гример, повернулся ко мне и спросил: — Вам нос когда сломали? Помните?

— Давно. Точно даже год назвать не берусь. Еще в училище дело было. На тренировке приятель ногой достал.

— Искривление небольшое. Его можно сделать таким, чтобы оно бросалось в глаза, выглядело особой приметой.

— Доломать? — спросил я наивно. — Я мог бы ради торжества справедливости потерпеть, если бы можно было потом все на место вернуть.

— Такие кардинальные меры не понадобятся. Я просто сделаю два-три мазка тенями и создам необходимый эффект. Своего рода обман зрения.

Анатолий Константинович раскрыл один из двух своих кейсов, достал оттуда коробочку с гримом, обмакнул в нее палец и несколько раз мягко провел мне по носу. После он развернул кейс ко мне. С внутренней стороны в крышку было вклеено зеркало.

Я посмотрел в него, и мне сразу показалось, что дышать стало трудно. Нос на вид был сильно искривлен, хотя лицо пока еще осталось прежним. Я понимал, что это только начало. Несколькими мазками дело не ограничится.

— Такой пустяк, а очень сильно меняет лицо, — одобрительно заметил подполковник ФСБ. — Уже почти другой человек.

Только майор Алексеенко никак не отреагировал на эти изменения. Он вообще казался мне невозмутимым и бесстрастным человеком. Хотя я и знал, что он был благодарен мне за спасение брата и даже пошел на риск ради меня.

— Улыбнитесь, товарищ капитан, — потребовал гример.

Я улыбнулся.

— Шире. Во все лицо, чтобы зубы видно было.

Для этого мне требовалось развеселиться. Я активизировал свое буйное воображение, представил, как едет по улице на машине подполковник Халидов. Вдруг перед ним на дорогу выскакиваю я, изображаю пьяного таракана, даже падаю животом на капот. После чего бросаюсь к дверце, клянусь мамой, что вопрос стоит о чьей-то жизни, прошу довезти меня по адресу, при этом называю не только дом, но и квартиру.

Потом я совершенно безбоязненно сажусь к подполковнику в машину. Он меня везет, а потом мы с ним еще торгуемся. Я готов заплатить триста рублей, а он хочет взять с меня пятьсот. Но мы все-таки находим золотую середину и расстаемся, вполне довольные друг другом.

Я широко улыбнулся.

— Ага, — сказал гример. — Сейчас сделаем подкладочки.

Он взял два куска ваты, сначала придавил каждый из них, потом свернул в трубочки. После этого гример наполнил большой шприц какой-то тягучей жидкостью, похожей на силикатный клей, и закачал ее внутрь трубочек.

— Подождем минутку. Силикону требуется только чуть-чуть затвердеть, чтобы потом держать форму. — Он помял пальцами ватную трубочку. — Теперь уже можно. Откройте рот шире, товарищ капитан.

Я разинул рот как при визите к стоматологу. Гример просунул трубочки между деснами и щеками и до боли придавил их.

— Прижимайте сами. Вы лучше меня чувствуете, сколько еще нужно.

Я прижал. Давил сильно. Когда сам себе боль доставляешь, она не кажется такой острой.

Гример заглянул ко мне в пасть и заявил:

— Все, хватит, уже держится. Силикон через вату выдавился, и трубочки прилипли к деснам. Теперь будут держаться. Посмотрите в зеркало.

Я посмотрел и не узнал себя. Раньше у меня, почти как у профессионального спортсмена, торчали скулы. Щеки были впалыми настолько, что это мешало при бритье. Сейчас они выровнялись, лицо округлилось, стало по-детски добродушным, совсем не отвечающим моему достаточно жесткому характеру.

— Вы, товарищ капитан, запоминайте лучше, что я делаю. Я не смогу каждый день приезжать к вам для повторения своих действий.

— Я запомнил. Только для исполнения мне нужны материалы.

— Я вам оставлю, — пообещал Анатолий Константинович.

Следующим этапом обработки лица стал лак, который гример кисточкой нанес мне на лоб. Брови у меня и без того обычно слегка приподняты. Эта привычка выработалась на занятиях по рукопашному бою. Тут требуется всегда внимательно смотреть за противником, не закрывать глаза даже тогда, когда он наносит тебе удар или ты атакуешь сам. Но теперь, после нанесения тонкого слоя лака, сразу стянувшего кожу, лоб стал морщинистым, брови поднялись еще выше.

После чего гример предложил мне сменить цвет глаз и выложил на стол несколько коробочек с контактными линзами. В их крышки были вставлены соответствующие картинки.

Родные глаза у меня всегда были серые, почти стальные. Я сначала выбрал темно-карие, потом глянул на майора Алексеенко и решил сменить линзы, захотел иметь ярко-синие глаза, такие же, как у него.

Гример не возражал. Он только подробно объяснил мне, как вставлять линзы и хранить их, сняв на ночь.

После чего старик достал из второго кейса несколько париков и разложил их на столе начальника штаба. Я выбрал самый короткий, с сединой, которая смотрелась естественно и должна была хорошо сочетаться с щетиной того же отлива. Гример научил меня пользоваться специальным клеем для парика.

Последним штрихом стал лист бумаги, похожей на кальку, с каким-то замысловатым цветным орнаментом.