Приговоренный - Сергей Самаров

Да, разница масштабов, задач и интересов налицо. Но при этом я прекрасно понимал, чем мог капитан спецназа заинтересовать агентурное управление. Точных сведений на сей счет мне никто не давал, как и никому в спецназе. Ими обладали разве что командующий и еще, может быть, несколько офицеров высшего звена. Но дыма без огня не бывает.

А дым в данном вопросе создавали упорные, многолетние слухи. Дескать, в агентурном управлении еще несколько десятилетий назад был создан целый отряд из офицеров спецназа, крепко провинившихся перед законом. Они были осуждены и какими-то судьбами оказались на свободе. Или же вообще не попали за решетку благодаря выверенному вмешательству командования. Все эти офицеры являлись ликвидаторами. Задания, которые они выполняли, с точки зрения закона в лучшем случае являлись весьма спорными, куда чаще и вообще противоправными.

Вот, видимо, для этих самых целей и решено было где-то наверху вытащить из-под наказания капитана Онучина. Меня при этом никто не спрашивал. Я не имел возможности сделать выбор между зоной, службой в новом амплуа и смертью.

Кто-то за меня посчитал, что я выберу службу. Наверное, так и было бы в реальности, но отцам-командирам следовало бы все же меня спросить. Хотя бы для того, чтобы я не потерял самоуважения.

— Думаю, что я скорее всего соглашусь служить под вашим командованием, хотя окончательное решение у меня еще не созрело. Позже я выскажу вам свои соображения и предложения по этому поводу. А сейчас я просто хотел бы понять, как так получилось с моим освобождением. Я в принципе и сам уже был готов действовать.

— Вы о чем? — спросила Самокатова.

— Да, — заметил майор Оглоблин. — Я обратил внимание, что ты был уже без наручников и с пистолетом. Все остальное стало бы для тебя делом техники. Я уверен, что ты справился бы сам. Но при нашем неожиданном появлении из темноты ты мог бы и в нас начать стрелять. Я прекрасно знаю, как ты это делаешь. Поэтому и поспешил обозначить свою помощь. Только из соображений собственной безопасности дал команду открыть огонь на поражение.

Я прикинул в уме ситуацию. Да, если бы они появились из темноты с автоматами в руках, я стал бы стрелять в них. В этом начальник штаба был совершенно прав.

— Это все понятно, — сказал я. — Я главное спрашиваю. Как появился сам замысел моего освобождения, откуда у него ноги выросли?

Майор Оглоблин переглянулся с полковником Самокатовой. Она на короткий момент задумалась, хмуря лоб, потом кивнула, разрешая ему говорить.

— Сначала мне позвонил командующий, — принялся объяснять ситуацию Николай Михайлович. — Я получил приказ выполнять все распоряжения полковника Самокатовой, которая прибудет к нам, хотя мы представляем диверсионное управление ГРУ, а она — агентурное. Потом товарищ полковник к нам в отряд приехала. Даже, как я понимаю, по твоему пожеланию. Но твоя, Максим Викторович, просьба была чисто технического характера. Выполнить ее оказалось несложно. Сержантов до допроса я не допустил, объявил подполковнику Халидову, что отправил и того, и другого в отпуск. Мол, как только вернутся, я обязательно вам сообщу, не забуду об этом, хотя память в последнее время и стала подводить. Подполковник стал требовать домашние адреса сержантов, сказал, что его люди навестят их и опросят. В ответ на это я заявил, что такая информация является закрытой. Для предоставления домашнего адреса любого бойца спецназа ГРУ нужно непременное решение суда. Оно будет отправлено в управление кадров бригады и рассмотрено там в течение месяца. Но еще неизвестно, пришлют адреса или нет. А у меня их просто не имеется. Отпуска были предоставлены сержантам по настоянию психотерапевта отряда. Процедура эта сложная. Сначала парни полетели к себе в бригаду. Там командование оформит им все бумаги и отправит домой. У меня был опыт, когда к нам в батальон отсюда прислали одного бойца с требованием предоставить ему отпуск. Но солдат срочной службы получает его на десять дней, не считая дороги до дома и обратно, а сержантам-контрактникам выделяется целый месяц. Короче говоря, я запутал следователя до того, что сам поплыл. Но сержантов ему для допроса не предоставил. А психотерапевт из санчасти написал задним числом свое заключение, которое я по факсу переправил следователю. Еще Халидов активно интересовался каким-то рюкзаком, который, по его сведениям, солдаты увезли с места происшествия, от АЗС. Я прямо при нем поговорил по телефону с командирами взводов. Они никакого рюкзака вообще не видели. Никто не в курсе и насчет пакетиков с наркотой. Мне вообще показалось, что следователь спрашивал про них чисто на всякий случай. Он не был уверен в том, что они могут быть у сержантов. Дело так и обстояло. Они мне их передали. Когда Халидов со мной беседовал, я перебирал эти самые пакетики пальцами в ящике стола, а потом передал товарищу полковнику для экспертизы. — Оглоблин замолчал и посмотрел на Самокатову, ища одобрения своим действиям.

Но она молчала и слушала его так же сосредоточенно, как и я.

Майор продолжил:

— А потом товарищ полковник позвонила мне и рассказала о том, что шестерки Халидова пытаются тебя, Максим Викторович, уничтожить. Но в СИЗО это у них не получилось. Значит, попытка убийства будет предпринята во время перевозки на допрос или обратно. Халидов скорее всего оформит это как «убит при попытке к бегству».

— Я находилась в кабинете Валентина Валентиновича, когда нам позвонил майор Алексеенко и сообщил о попытке убийства капитана Онучина. Вслух в СИЗО было объявлено, что этот единоборец покончил с собой, но всем все было ясно. Даже дежурный тихо так прошептал охранникам, что теперь они все решают. После этого майор Алексеенко вышел в коридор и позвонил Валентину Валентиновичу. Тот сразу же сам предложил задействовать для освобождения вас, Максим Викторович, спецназ ГРУ. Тогда я подготовила свой собственный пистолет, а когда вас, товарищ капитан, привезли, сумела вам его передать. Надеялась, что вы сможете хотя бы защитить себя, если не сумеете освободиться. Валентин Валентинович, кстати, заметил это, но вида не подал. Вопрос стоял только в том, как вам в пути избавиться от наручников. Вы как-то сумели это сделать. Я не была уверена, что вы сможете, поэтому позвонила майору Оглоблину и сообщила, что вас скоро повезут назад, в СИЗО. Расстояние между изолятором и зданием ФСБ небольшое. Следовало успеть выполнить работу, доехать до города отсюда, из гарнизона. Оказалось, что товарищ майор уже подготовился и находился в самой Махачкале, в разведцентре. Его майор Алексеенко отдельным звонком предупредил. Как вы наручники сняли?

— Я же вчера при вас украл со стола Халидова канцелярскую скрепку. — Я не желал подставлять майора Алексеенко, который передал мне ключ от браслетов, и вывернулся таким вот образом.

— Да, снимать наручники мы все обучены, — подтвердил майор Оглоблин. — У нас даже с солдатами специальные занятия проводятся. На случай самостоятельного освобождения из плена. Короче говоря, капитан Онучин уже сам решил все проблемы.

Я вернул даме пистолет, и она ловко убрала его в подмышечную кобуру. Если Самокатова ее надела, значит, ждала, что я верну ей ствол.