Приговоренный - Сергей Самаров

Сам я, конечно, привык к тому, что табельное оружие у военнослужащих всегда стандартного образца. Раньше это был пистолет Стечкина или Макарова. Потом им на смену пришел «СПС», иногда называемый «Гюрза», хотя так именуется только экспортный вариант. А вот специальные пистолеты выдавались нам только на время проведения каких-то особых операций.

Другое дело автоматы и пистолеты-пулеметы. Они у нас были разные, в том числе и у солдат. Выбор обычно делался командиром взвода, исходя из условий применения.

А тут полковник агентурного управления ГРУ носит специальный пистолет как табельное оружие. Это было нонсенсом, само по себе говорило о том, что Самокатова — не простой сотрудник военной разведки, каких много. Такой ствол может стать табельным только у особо важных персон, постоянно участвующих в проведении спецопераций.

— Своим вооружусь при необходимости, — объяснил я полковнику факт возвращения оружия. — Вытащу из ротного сейфа. Это недолго. Спасибо. Ваш пистолет мне, слава богу, не понадобился, но все равно спасибо.

— Да, Максим Викторович, это твое «спасибо» я с Алевтиной Борисовной пополам поделить готов, чтобы себя не слишком сильно обидеть, — заметил Николай Михайлович. — Но ты что-то еще хотел сказать.

— Да, товарищ майор. Я желал сообщить вам, что улечу отсюда с радостью, но перед этим хотел бы завершить дело, которое так весело началось. Найти рюкзак, содержимое которого стоит десять миллионов зеленью, доказать, что это бандитские наркотики. Рамазанов торговал ими не просто ради прибыли. Он финансировал террористов.

— Здесь ты в розыске. Твои фотографии у каждого мента в Дагестане есть.

— Я загримируюсь. У меня борода за два дня вырастает. Во всяком случае, густая щетина, к тому же седая. Она возраст вдвое увеличивает. Завершение дела — вопрос моей репутации. Я думал, что застрелил простого наркоторговца. Уж простите меня за такое мнение, но я считаю, что особого греха в том нет. Оказалось же, что это был пособник террористов. У меня есть офицерская честь. Я вынужден защищать ее, чтобы никто не говорил, будто капитан Онучин просто убежал от ответственности.

— Лично я с тобой согласен, — понимающе сказал начальник штаба отряда. — Но это уже вопрос не моей компетенции. Что скажет полковник Самокатова? Ей решать.

— Честно говоря, я уже запланировала для Максима Викторовича участие в серьезном деле. У меня есть, конечно, другой человек, но совсем молодой и малоопытный. Операция проводится группой. Я рассчитывала, что десять дней уйдет на притирку личного состава.

— На это обычно хватает трех дней совместных интенсивных тренировок, — возразил я, в двенадцать раз уменьшая обычную норму. — Они являются куда более сильным абразивным материалом, чем пустопорожнее дружеское общение в течение нескольких месяцев.

— Но я сюда приехала по большому счету именно для того, чтобы избавить вас от уголовного преследования. Если вы оправдаетесь, то его не будет. Тогда вы, Максим Викторович, просто откажетесь со мной сотрудничать, — заявила Самокатова и недобро усмехнулась. — Хитрый ход с вашей стороны.

— Повод для преследования мне придумают. Шея, свернутая в камере на втором этаже, хотя я тут и не при делах. Исрафил Камалов, вздумавший повеситься на оконной решетке. Три вертухая, застреленных на дороге. Наркоторговец, в конце концов, тоже со счета списан быть не может. Но это те обвинения, которые не лягут позором на офицерскую честь. Я сам себя после этого уважать не перестану. Так что, товарищ полковник, можете быть спокойны. Отсюда я убегу именно к вам. Очень быстро, стремительно. Обещаю.

— Тогда я могу выделить вам неделю на завершение дела. Никак не больше. Валентин Валентинович будет вам помогать во всем. Он тут лицо заинтересованное, поскольку руководил ликвидацией той банды, которая несла наркотики в горах. Один рюкзак упустил. Теперь с него будут спрашивать. Справитесь за неделю?

— По крайней мере постараюсь добыть какие-то конкретные материалы и доказательства, чтобы Валентин Валентинович сумел завершить дело без меня. План действий я еще не продумал, не могу ничего обещать, но умею работать быстро.

— Моя помощь требуется?

— Если это возможно, оставьте мне во временное пользование ту глушилку электронных сигналов, которую вы пустили в ход в кабинете следователя.

— Нет проблем. Завезу товарищу майору. Еще одна просьба с моей стороны. Весьма настоятельная. Мне нужен полностью боеспособный офицер. Постарайтесь, Максим Викторович, не подставляться под пули. Чтобы не получилось как в том анекдоте.

— Это в котором, товарищ полковник? — живо поинтересовался Оглоблин, любитель и знаток этого жанра.

— Несут меня, значит, пьяного драться…

Я хохотнул и заявил:

— В этом наши с вами планы, товарищ полковник, полностью сходятся. Я постараюсь не подставляться.

Полковник Самокатова дала мне номера телефонов для связи с ней и с Валентином Валентиновичем, убедилась в том, что я их не записываю, а держу в голове.

Тут как раз позвонил дежурный по КПП и сообщил, что к майору Оглоблину прибыла машина из ФСБ. Николай Михайлович приказал пропустить ее.

Вскоре в кабинет вошел майор Алексеенко. Он принес мой смартфон, уважительно пожал мне руку и даже подмигнул сразу двумя глазами.

— У кого был аппарат? — спросила Самокатова.

— У вчерашнего дежурного по СИЗО. Сам справиться с отпечатком пальца он не сумел, но уже договорился по телефону со специалистом, который обещал провести взлом системы. А тут мы приехали. Отдал с перепугу сразу. Стоило мне только упомянуть статью о попытке проникновения в государственную тайну. Но мы мер принимать не стали. Здесь это система. Ее разовыми ударами не сломать.

— Будем уничтожать постепенно, другими мерами, более жесткими, чем простые удары, — заявил я.

Майор спецназа ФСБ уехал. Полковник Самокатова попросила его довезти ее до гостиницы.

Мы с начальником штаба остались вдвоем.

— Ты знаешь, что сейчас высказал? — спросил меня Оглоблин.

— Вы о чем, товарищ майор?

— О соображениях командира отряда. Он был у меня недавно и сказал, что именно сделал бы на твоем месте. Тебе он, случайно, не говорил этого?

— Никак нет. Мы с подполковником Желтоновым встретились около стояки дежурного, когда я к вам шел. Он просто поинтересовался моим самочувствием, спросил, успел ли я отдохнуть, и посмеялся над переполохом, который менты в городе устроили.

— Ладно. Это все пустяки в сравнении с той задачей, которую ты сам себе поставил. Что думаешь предпринять?

— Мне нужны документы на другое имя и хороший гример, желательно театральный.

— Почему именно театральный?

— Видел однажды работу такого мастера. Ко мне в гости несколько лет назад друг зашел, таким гримером обработанный. Я его вытолкать хотел. Не признал. За бомжа принял. Потом долго смеялись.