Буря столетия - Стивен Кинг

– Ты уверен?

– Ага. Тем более что чем раньше ты с Бастером там окажешься,тем лучше ночлег у вас будет. Туда уже едут люди. Я видел огни.

Джек кивает подбородком на окно.

– Ну, в общем, когда моя вахта кончится, будь здесь или там.Я тебя найду.

Он улыбается ей, и она, успокоенная, улыбается в ответ.Ветер завывает, и у них улыбки сползают с лиц. Еле уловимо, но слышен грохотприбоя. Джек говорит:

– Подвал мэрии будет наверняка самым безопасным местом навсем острове ближайшие двое суток. Я тебе скажу, сегодня прибой будет чертзнает какой.

– Почему из всех дней этот человек должен был появитьсяименно сегодня? – спрашивает Анджела, не ожидая, конечно, ответа.

– Мам, а что сделал этот плохой человек? Вот опять –маленький кувшин с большими ушами. Анджела наклоняется и целует его.

– Украл луну и принес ветер. Хочешь еще бутерброд, большоймальчик?

– Ага! И пусть он тоже у папы летает.

В темноте возле «Рыбы и омаров» Годсо волны взлетают выше,чем когда-либо.

Маяк в темноте шторма виден неясным силуэтом, и вспышки егоосвещают только снежный хаос.

На перекрестке Мэйн-стрит и Атлантик-стрит – тьма. Ветерсрывает с подвески погасшую мигалку, и она летит на конце своей проволоки, какзакрученная катушка на нитке. Падает в глубокий наметенный на улице снег.

Темно и в офисе констебля, где за решеткой Линож сидит все втой же позе, с голодным лицом в раме чуть расставленных коленей. Он собран исосредоточен, но на лице его все та же тень улыбки.

Хэтч в другом углу открыл переносной компьютер, и на егоэкране мерцает программа кроссворда, которой Хэтч поглощен. Он не замечаетПитера, который сидит под доской объявлений с обвисшим лицом и смотрит наЛиножа расширенными пустыми глазами. Он загипнотизирован.

Мы видим лицо Линожа крупным планом, и его улыбка становитсяшире. Глаза темнеют до черноты, и в них снова вертятся те же красные змеи.

Питер, не отрывая взгляда от Линожа, протягивает руку заспину и снимает с доски старое объявление Департамента рыболовства.Переворачивает другой стороной. В нагрудном кармане у него ручка. Сейчас онщелкает ею и прикладывает перо к бумаге. И ни разу не глядит на то, что делает,– его взгляд прикован к Линожу.

– Слушай, Пит, – спрашивает Хэтч, – что бы это могло быть:«Насест йодлера». Четыре буквы.

Крупный план: на улыбающемся лице Линожа губы шевельнулись,будто глотательным движением.

– Альп, – говорит Питер.

– Да, конечно, – соглашается Хэтч и вписывает буквы в сетку.– Классная программа. Дам тебе тоже попробовать, если хочешь.

– Конечно, – говорит Питер голосом вполне нормальным, ноглаз от Линожа не отрывает. И перо его тоже не останавливается. Даже не замедляется.

И на обратной стороне объявления видны написанные неровнымипечатными буквами снова и снова слова:

ДАЙТЕ МНЕ ДАЙТЕ МНЕ ДАЙТЕ МНЕ ТО ЧТО Я ХОЧУ ДАЙТЕ МНЕ ТО ЧТОЯ ХОЧУДАЙТЕ МНЕ ТО ЧТО Я ХОЧУ

А вокруг слов, как украшения вокруг рукописи монаха, многотех же фигур, что мы видели над дверью гостиной Марты. Трости.

И снова крупным планом лицо Линожа. Черные звериные глазаполны вертящейся красной мути. И видны самые кончики клыкообразных зубов.

На мысе Литтл-Толл-Айленда завывает ветер, гнутся под вьюгойдеревья, стукаются и трещат ветви.

С птичьего полета – накрытый ночью и бурей остров; обе улицызабиты снегом. Огней совсем мало. Это город, отрезанный от внешнего мира.Полностью.

Камера ждет, чтобы до нас это дошло, и – Затемнение. Конецакта шестого.

Прав был Джек Карвер – островитяне, у кого нет очагов длятепла, или кто живет там, где может достать штормовой прибой на приливе, ужестягиваются к мэрии. Кто на вездеходах, кто на аэросанях или снегоходах.Некоторые даже на лыжах или снегоступах. И даже сквозь вой ветра слышен гулгородской сирены.

По тротуару приближаются Джонас Стенхоуп и жена его Джоанна.Они не юнцы, но вид у них здоровый, даже спортивный – как у актеров из рекламы.Идут они на снегоступах, и каждый тянет веревку. За ними – кресло,установленное на детских санках, превращенных таким образом в одноместнуюповозку. В кресле, облаченная в просторные одежды и неимоверной величинымеховую шапку, сидит Кора Стенхоуп, мать Джонаса. Ей около восьмидесяти, и повеличественности она не уступит королеве Виктории на троне.

– Как ты себя чувствуешь, мама? – спрашивает Джонас.

– Как роза в мае, – отвечает Кора. – А ты, Джо?

– Выживу, – отвечает Джоанна довольно мрачно.

Они сворачивают на автостоянку перед мэрией. Стоянка быстрозаполняется разными машинами, которые умеют бегать по снегу. Лыжи и снегоступыторчат парами, воткнутые в сугроб перед домом. Сам дом освещен – спасибобольшому генератору – как океанский лайнер в штормовом море, островбезопасности и относительного комфорта в эту бешеную ночь. Наверное, таксмотрелся «Титаник», пока не налетел на айсберг.

Народ идет к ступеням, голоса возбужденные,весело-взвинченные. Мы уже набрали целый список персонажей, и теперь этоокупается: мы узнаем старых друзей из тех, что толпились у дома Марты и былипокупателями в магазине.

Вот из вездехода вылезают Джилл и Энди Робишо. Джиллотстегивает своего пятилетнего Гарри от сиденья (он был одним из ребятишек вдоме у Молли), а Энди тем временем весело окликает Стенхоупов.

– Привет, ребята, как жизнь? Ничего себе ночка?

– И не говори! – откликается Джонас. – А жизнь – отлично.

Но Джоанна, хотя и далеко еще не при смерти, не сказала бы,что чувствует себя отлично. Она запыхалась и, пользуясь передышкой, приседает,взявшись за собственные бахилы.

– Тебе помочь, Джоанна? – предлагает Энди. Кора – ЕеИмператорское Величество – произносит:

– Джоанне не нужна помощь, мистер Робишо. Ей нужно толькоперевести дыхание. Верно, Джоанна?

Джоанна улыбается свекрови так, что совершенно ясно, что онахочет сказать: «Да, конечно, спасибо, и с каким бы удовольствием я заткнулатвою старую задницу жетоном для парковочного автомата!» Энди это видит.

– Джилли была бы не против, если бы ты ей помогла сребенком. Ты можешь, Джо? А я встану в упряжку вместо тебя? Ладно?