Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

Я только что узнала неприятную новость о том, что Дэвид Флойд будет в Цюрихе примерно в это же время. У него предстоит встреча с женой АИ 19 или 20 для обсуждения интервью с АИ в будущем. Я надеюсь, что мы не столкнемся где-либо. Если Флойд узнает о моем приезде, он вполне способен использовать наше знакомство в прошлом, чтобы помешать моей встрече с АИ. В любом случае я не хотела бы встречаться с Флойдом, тем более в этом доме…»

Причина беспокойства Патриции по поводу возможной встречи с Флойдом в доме Солженицына была для меня тогда непонятна. В итоге Патриция смогла побеседовать с Солженицыным о разных делах и взять у него интервью. С Флойдом она не встретилась. Только через несколько месяцев в письме от 10 декабря она объяснила мне причину своего конфликта с Флойдом:

«…Дэвид Флойд. Я не встречаюсь и не разговариваю с ним больше десяти лет. Наши отношения испортились, когда я узнала, что Флойд вложил деньги во “Флегон Пресс” (который тогда начал печатать журнал “Студент” в Лондоне) и что он дружит с Флегоном. Хотя Флойд порвал отношения с Флегоном через несколько лет, но до этого он помог Флегону организовать грубую провокацию против Андрея Вознесенского. Еще до того, как Флойд отошел от Флегона, “Студент” опубликовал статью об Окуджаве – это еще одна провокация, – объявив Окуджаву добровольным сотрудником “Студента”, из-за этого у Окуджавы были крупные неприятности. Я никогда не могла понять, глупец Флойд или кто. Большинство моих британских коллег поддерживают отношения с ним, но это, как Вы, наверное, заметили, английская вежливость даже по отношению к своим заклятым врагам… это в Англии считается цивилизованными отношениями. Мы, американцы, наверное, не столь цивилизованны…»

У меня дома лежало несколько номеров выходившего в Лондоне журнала «Студент» – как следовало из подзаголовка, журнала авангарда советской литературы, за 1964–1969 годы, которые я раньше просматривал, но внимательно не читал. В этом не очень регулярно выходившем издании публиковались рассказы и стихи советских писателей, которые не были опубликованы в СССР и иногда ходили в самиздате. Алек Флегон за счет издательства отправлял в Москву и в Ленинград британских студентов, изучавших русский язык, специально для сбора таких произведений, нередко очень интересных. Публикуя их в своем журнале впервые, Флегон объявлял свой мировой копирайт, зарабатывая на продаже прав. Это было открытое литературное пиратство. («Студент» прекратил свое существование после присоединения СССР в 1973 году к Всемирной конвенции об авторском праве.)

Провокация, о которой писала Патриция Блейк, состояла в том, что Флегон собрал в течение двух-трех лет разные, тогда еще не опубликованные стихотворения и поэмы о любви очень популярного советского поэта Андрея Вознесенского и опубликовал их в Лондоне в конце 1965 года в виде небольшого сборника «Мой любовный дневник» (132 с.). Особенность этого пиратства состояла в том, что у Флегона оказались не только рукописи, но и магнитофонные записи стихов, которые читает сам автор. В то время в магнитофонных записях широко распространялись и песни Александра Галича, Булата Окуджавы, Владимира Высоцкого и других поэтов. Публичные выступления поэтов, иногда в узком кругу, но нередко и в больших аудиториях, были новым способом избежать цензуры, возможной лишь для печатных произведений. Весь тираж флегоновского сборника Вознесенского быстро разошелся. У меня его не было. Близкий друг Патриции Блейк, британский литератор и переводчик Макс Гейворд (Max Hayward) пытался через суд остановить публикацию, но проиграл это дело. Патриция была в дружбе и с Вознесенским, и с Окуджавой, а Макс Гейворд переводил на английский некоторые их стихотворения. Издания Флегона почти всегда выделялись какой-нибудь вульгарной выходкой. В данном случае в рекламе сборника Вознесенского говорилось: «Книга содержит стихи, не опубликованные в СССР или подвергнутые цензурным сокращениям. Из-за иллюстраций книгу нельзя давать детям или рекомендовать школьным библиотекам…»

Список иллюстраций и подписи к ним, безусловно не авторские, содержали непристойности.

Провокация Флегона по отношению к Булату Окуджаве состояла не только в публикации стихов и текстов песен без разрешения автора, но и в выпуске в продажу в Лондоне в 1964 году «Первой долгоиграющей пластинки Булата Окуджавы, 23 песни за 4 доллара или 25 шиллингов». «Высылаем по почте также и пластинку с песнями из сталинских концлагерей. Цена $1,50», – сообщалось в рекламе.

В разных выпусках журнала «Студент» публиковалась произвольная смесь стихов, прозы, эротики, частушек, лагерного фольклора, анекдотов «армянского радио» и так называемого народного юмора. Среди авторов пиратского улова Флегона в СССР встречались и далеко не авангардные Долматовский, Каверин, Инбер, Эренбург, Коротич, Евтушенко и другие.

В тот период Дэвид Флойд был партнером Флегона. Я не рассматривал это пиратство как политически мотивированное. Обычная контрабанда. Из Советского Союза с еще большим размахом нелегально вывозились картины модернистов, старинные иконы, самовары, антиквариат, палех, монеты, марки и даже медвежьи шкуры. Первые выпуски газет «Правда» и «Известия» и петроградские плакаты 1917–1918 годов продавались на аукционах как музейные экспонаты.

Уже из некролога Флойда, опубликованного в The Daily Telegraph 29 августа 1997 года, я узнал, что он близко общался с советскими невозвращенцами – писателями Анатолием Кузнецовым, Леонидом Финкельштейном и балериной Натальей Макаровой, помогая им оформлять политическое убежище. Именно Д. Флойда издательство «Новости» выбрало для параллельного перевода на английский язык воспоминаний Раисы Горбачевой «Я верю…», вышедшей в СССР и в Англии в 1991 году. В английском издании заголовок сменили на «I Hope…» («Я надеюсь…»). Флойд перевел на английский и книгу знаменитого разведчика КГБ Олега Туманова «Туманов: Признания агента КГБ», русское и английское издания которой вышли в 1993 году.

Оккупация Афганистана и зерновой бойкот

Случайно советские лидеры выбрали именно 25 декабря для вторжения в Афганистан или нет, я не знаю. В странах Запада и в США отмечали Рождество, главный праздник года, газеты не выходили 25 и 26 декабря, в программах радио и телевидения плохие новости не предусматривались. Я узнал о вторжении лишь 27 декабря, после сообщений по радио о том, что новым, четвертым в течение года президентом Афганистана стал Бабрак Кармаль, недавний заместитель премьер-министра, обратившийся к советскому руководству с просьбой о военной помощи. Подробности свержения, вернее убийства, президента Хафизуллы Амина отрядом спецназа КГБ, штурмовавшим президентский дворец Тадж-Бек, стали известны значительно позже. Свержение Амина не вызвало особой реакции, так как он сам пришел к власти несколько месяцев назад, убив своего предшественника, харизматического лидера революции Нур Мохаммада Тараки и многих его соратников.

От обсуждения военных и политических проблем советского вторжения в западных