Забудь меня. Том 1 - Виктор Кратц

— Брат! — на меня бросился рыжий сорвиголова.

— Какого чёрта происходит?! — я освободился из объятий рыжика, как тут же меня крепко обнял Бертольд.

— Акира, прости! Прости! Я боялся, что больше не увижу ни тебя, ни Эрика!

Казалось, что всегда спокойный Берт теперь заливается горькими слезами.

— Да что происходит?! — эта суматоха только усиливала боль в голове.

— Кхм-кхм! — прокашлялся директор.

Зал затих, лишь редкие всхлипы доносились из него, на которые, впрочем, директор не обратил внимания.

— Ребятки, ну как, все живы? — с ехидной улыбкой спросил старик. — Всё ещё уверены, что достойны владеть даром Вольдхара? Понимаю, испытание стало для вас шоком. Особенно для одарённых, которые погибли в первые же минуты. Обидно? А должно быть стыдно — ваши предки жили в этом аду, а вы… Впрочем, меня сильно удивило, приятно поразило, что нашлись и те, кто смог преодолеть страх, боль и все ужасы. Чувствуют ли все те герои перемены в себе? — директор внимательно оглядел зал, в некоторых местах останавливался, как и в момент, когда наши глаза пересеклись. — Сегодня стены Имперской академии покинут немногие, самые никчёмные. А сейчас же я хочу призвать сюда отличившихся героев нашей маленькой реконструкции!

Зал встрепенулся, зашептался, но смолк, стоило директору открыть рот.

— Человек, сумевший объединить толпу, человек, принёсший себя в жертву во имя спасения других — Эстер Грод! — директор взмахнул руками, и на чёрном экране возник эпизод гибели нашего лидера.

Эстер на экране смотрел на небо, уголки рта покраснели и по щекам пробежали тонкие ручейки крови. Парень нахмурил брови. Этот переход, занявший доли секунды, казалось, стоил нечеловеческих сил Эстеру. В тот момент он принял смерть, был горд тем, что достойно принимает её. В последующие мгновения полуживой парень разрубит демона, встретит грудью роковую стрелу, а после, разрубленный огромным мечом, рухнет на мокрую от крови и дождя землю, испустив дух.

Живой же Эстер робко, словно после длительного сна, поднялся к директору, который с улыбкой похлопал юношу и вновь посмотрел на зал. Где-то в толпе я заметил Фёдора, с ужасом смотревшего на экран, но в то же время облегчённо выдыхающего. Он осознал всё произошедшее, понял, где реальность. В тихом облегчении он был невероятно счастлив за друга.

— Утратив лидера, бразды управления приняла его правая рука, — теперь директор Аластер Ди вызвал к себе и Фёдора.

Сразу же за ним, старик вызвал всех выживших, среди которых меня не оказалось. Берт на дрожащих ногах кое-как доковылял до сцены, чуть не оступившись на ступенях, поднялся. Следом вышла Матильда, взгляд её был пустым, а улыбка, которая при обычных обстоятельствах показалась бы жуткой, сейчас выражала то, что была способна выразить. За знатными особами поднялась Кира. Девушка не поднимала головы, видимо, так пыталась скрыть слёзы, но внезапно тёплые объятия Матильды заставили поднять заплаканное личико. Стоило только догадываться, что происходило в их головах.

Пока директор воздавал почести выжившим, на экране сиял портал. Потухнув во вспышке молнии, наступила тьма, но трансляция продолжалась.

— Однако были и те, кто остался, — мне показалось, или руки директора дрогнули? — Двое последних, не сумевших спастись в портале, но достойно встретившие свою смерть. Благодаря ним смогли спастись остальные!

На экране появились мы с Эриком. Мокрые, уставшие, в ранах и ссадинах, но с улыбками на устах, переходящими в горький оскал. Мой рыжий друг испытывал большую горечь, чем я. Для него та битва была первой и, будь то реальность, последней. Но он не знал о хитром замысле Аластера, не думал о реальности и нереальности. Он принимал события по мере того, как они отражались на нём.

И вот звучит наш голос, смех. Затем лязг и звон металла, крики, рык. Присутствующие были поражены тем, как мы боролись за жизнь, пусть и осознавая, что она на исходе. Вот момент гибели Эрика, вновь из-за лязга и грома не слышно его слов. Вот огонёк в его глазах потух. Вновь вижу себя, чьё лицо утратило эмоции. А потом… потом кровавая баня. Наступает рассвет, вместе с ним новый бой и новые раны. И вот, я умираю…

— Эрик и Акира Ди, — забыв про родовые ветви начал Аластер, — двое последних, самых яростных воинов! Прошу, поднимитесь сюда!

* * *

Как я понял, за такие заслуги нас возвели в особый ранг. Всех тех, кто был на сцене. Впрочем, на этом мои способности понимать происходящее иссякли. Пульсирующая боль в голове усиливалась, глаза закрывались сами собой, а в теле началась ломота — хотелось поскорее оказаться в постели, уснуть на денёк, а то и два. Нет, снова лет на сто, ибо это безумие меня утомило.

— Рановато ты меня похоронил! — смеялся Эстер, стуча по спине Фёдора.

Кучерявый не мог определиться: избить друга или обнять настолько сильно, чтобы это крепкое животное умолкло. Матильда же словно приклеилась к Кире, которая, похоже, была и не против.

— Аки! Аки! — только различил голос Кассандры, как та уже ухватила в свои объятия.

Аромат дорогих духов, жар теперь живого тела, хмыканья и покрасневшие глазки — найдётся ли им отклик в моей груди?

— Аки, я… Аки, я, — девушка мялась, — боялась. Боялась, что больше не увижу тебя!

Стало душно. Слишком много нытья. Тошно.

— Мы живы, всё хорошо, — бросил я.

В глазах темнело, воздуха не хватало. Но зачем мне воздух? Откуда такая слабость у мёртвого? Что такого в этом человеческом? Надо ли оно мне, реветь подобно Им? Не хвалюсь, но бывало хуже, однако там я умер? Как? Почему от ядерного гриба не сдох, а тут испустил дух? Что мертво — уже не убить. Убить можно живое, а если там я умер…

— Был ли я человеком в тот миг?

Тогда откуда когти, откуда такая живучесть?!

Дверь во двор отворилась, я оказался на улице.

— Дождь? — глядя на пасмурное небо, прошептал я.

Солнце было скрыто за грозовыми облаками. Дождя ещё не было, но долго ждать не придётся. Совсем скоро, через считанные секунды…

Вновь потемнело в глазах, а сердце, что еле стучало, издало последний, громкий удар, от которого появился, но тут же стих нестерпимый гул в голове. Боль и не думала униматься, прохладный осенний воздух ничего не давал. Я перестал дышать. Осознание оказалось настолько быстрым и болезненным, как и всё моё состояние сейчас. Схватился за грудь, оглядел тело, руки — начал бледнеть, превращаясь в белёсый камень, из которого были высечены эти многочисленные колонны во дворе академии.

— Сынок, — голос Линя, — поехали домой?

Я обернулся: человек стоял в паре шагов от меня, добродушно улыбался,