Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - Самюэль Элиот Морисон

Письмо Мюнцера является последним документом португальской эпопеи Колумба, начавшейся с письма Тосканелли 1474 года. План Колумба достичь Востока, плывя на Запад, витал в воздухе в течение восемнадцати лет, прежде чем он претворил его в жизнь. Если бы Колумб стал колебаться или потерпел неудачу, за его спиной уже стоял следующий, кто был готов пуститься в такое же смелое приключение.

Однако, судя по всему, Мартин Бехайм совершил бы старую ошибку предшественников, начав трансатлантическое путешествие с Азорских островов вопреки западным ветрам.

Примечание к переписке Тосканелли

Читатели, следившие за противоречивой литературой о Колумбе последних сорока лет, могут быть удивлены тем, что я принимаю письма Тосканелли к канонику Мартинсу и Колумбу за подлинные документы, поскольку Генри Виньо посвятил целый том и еще нескольких других работ, в которых доказывает их фальшивость. Если кто-то все еще принимает гипотезу Виньо, им следует обратиться к умелому, научному и критическому обсуждению вопроса о Тосканелли доктором Диего Луисом Молинари из Университета Буэнос-Айреса в работе Historia de la Nacion Argentina, t. 2, c. 398–425 (1937). Глава из этой книги – лучший отчет о великом предприятии Колумба, который когда-либо появлялся на любом языке.

Глава 7

В кастилии (1485–1490)

Отпусти мой народ, чтобы он мог служить мне.

Исход, 9: 1

Примерно в середине 1485 года Христофор Колумб со своим пятилетним сыном Диего отправился из Лиссабона в порт Палое в Андалусии, чтобы предложить «Эмпреса де лас Индиас» в высших кругах Кастилии. Лиссабон пришлось оставлять украдкой и в спешке – долговые расписки продолжали висеть дамокловым мечом. Многомесячное проживание в столице и расходы на похороны Фелипы, соответствующие ее рангу, пробили значительную брешь в бюджете Христофора, поглотив сбережения, оставшиеся от путешествия в Гвинею и торговых дел в Фуншале. Бартоломео оставался в Лиссабоне по крайней мере еще три года, зарабатывая на жизнь изготовлением и продажей карт.

Корабль, доставивший Колумба и его маленького сына из Португалии в Испанию, обогнул мыс Сент-Винсент, пересек залив Сальтес и бросил якорь у города Палое на реке Рио-Тинто. Это было тихое и меланхоличное местечко, и нам не известно, выбрал ли его Колумб намеренно или случайно. Древний Кондадо-де-Нибла представляет собой холмистую прибрежную равнину, пересеченную двумя приливными реками, Одиэль и Тинто, которые, соединившись в нескольких милях от моря, впадают в Кадисский залив. Морские порты окружали необъятные болота, и даже больший оптимист, нежели сам Колумб, ощутил бы тоску, разглядывая маленькие невзрачные причалы Уэльвы и Палоса после яркого и оживленного Лиссабона или аккуратного Фуншала, окруженного виноградниками. На самом деле кажущаяся сонность портов Уэльвы, Палоса и Могера была лишь временным явлением. В свое время Ньебла была центром работорговли Кастилии, хотя ее мореплаватели были не так искусны, как португальцы, поднаторевшие в дальних африканских плаваниях. Но Кастилия отказалась от своей африканской торговли по договору 1481 года, и теперь этот бизнес попал под запрет. У входа в Рио-Тинто Колумб обратил внимание на францисканский монастырь Ла-Рабида, подсказавший ему, что делать с Диего, пока он будет занят поиском друзей и средств, – на помощь единственных родственников, семейства тетки по фамилии Мольяр, проживающих в Уэльве, особо рассчитывать не приходилось. Минориты, славившиеся гостеприимством и часто бравшие маленьких мальчиков в свои монастыри на обучение, возможно, могли бы помочь с заботой о сыне. Вскоре после высадки в Палосе Христофор и Диего отправились в Ла-Рабиду.

До нас дошел примечательный забавный инцидент с милостыней, произошедший у дверей монастыря. Гарсия Фернандес, врач из Уэльвы, свидетельствовал в Палосе в 1513 году, «что упомянутый Адмирал дон Кристобаль Колон со своим сыном доном Диего, также ставшим Адмиралом, пришел пешком в Ла-Рабида, францисканский монастырь в этом городе, и попросил привратника дать хлеба и воды уставшему ребенку». Без сомнения, так оно и было: неблизкий путь из Палоса в Ла-Рабиду проходил по пыльной дороге, и вполне понятно, малышу захотелось есть и пить. Но доктор Фернандес перебрасывает этот случай примерно на шесть лет позже, подразумевая, что в 1485 году Колумб находился в отчаянии, и только позже монах Хуан Перес[85], вышедший к воротам монастыря, поговорил с будущим Адмиралом, благосклонно выслушал его проект и договорился с королевой об аудиенции. Таким образом, по мнению Фернандеса, получалось, что лишь случайная встреча и своевременная благотворительность привели в движение колеса великого открытия. Случайно ли доктор Фернандес объединил два визита Колумба в Ла-Рабиду в 1485-м и в 1491-м в один? Известно, что Колумб в 1485 году познакомился с Пересом. В это же время в монастыре находился монах Антонио де Марчена, известный космограф, в котором Колумб обнаружил человека духа и ума, пользующегося репутацией блестящего астролога и увлеченного проектом открытия нового мира. Гарсия Фернандес, по-видимому, допустил ошибку, повторяемую почти всеми последующими авторами, исследующими эту тему, соединив Переса и Марчена в одно историческое лицо. Оба монаха оказали материальную помощь Колумбу, который признает свои обязательства в одном из писем королю и королеве, отмечая, что все высмеивали его, кроме двух монахов, всегда остававшихся верными (Мартин Фернандес де Наваррете утверждает, что Колумб в этом отрывке говорил о Пересе, францисканце, и Диего де Дезе[86], доминиканце).

Антонио де Марчена не был настолько тверд в своих представлениях о размерах земного шара, чтобы не выслушать аргументы Колумба. По крайней мере, этот монах относился к немногим испанцам, считавшим, что будущий первооткрыватель, безусловно, прав, и, по мере сил и возможностей, продвигал его предприятие. Этот человек, одинаково обладавший и воображением, и сочувствием, сумел рассмотреть перспективность индийского предприятия и стал его защитником. Следуя совету Антонио де Марчена, в первую очередь Колумб обратился к дону Энрике де Гусману, герцогу Медина-Сидонии, знатному испанскому вельможе и одному из богатейших подданных двора. Герцог определенно заинтересовался предложением и уже был готов пообещать снарядить флот для Колумба, когда из-за неблаговидного конфликта с герцогом Кадисским был вынужден покинуть Севилью, и переговоры с мореплавателем прервались. Затем Колумб обратился к дону Луису де ла Серда, графу Мединасели, крупному флотовладельцу в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария.

На этот счет у нас есть однозначные доказательства, подтвержденные современниками. Через несколько дней после возвращения Адмирала из своего Первого плавания, Мединасели (к тому времени ставший герцогом) написал великому кардиналу Испании письмо, в котором отмечал, что принял Колумба, когда тот впервые прибыл из Португалии, и решил поддержать индийское предприятие, предоставив генуэзцу «три или четыре хорошо оборудованные каравеллы, поскольку он не просил больше». Полагая, что для такого важного дела