Прощай, Золотой лев! - Сьюзан Элоиза Хинтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не хочу, чтобы вы дрались с Шепардами.
– Чего?
– Я больше не хочу в этом участвовать, во всей этой вендетте. Это глупо, и меня тошнит от этого, и всё идет по кругу. Так что если ты собираешься им отомстить за меня – забудь.
Я старался сделать так, чтобы мой голос не дрожал, но теперь у меня не только кололо в боку, но и пылало от боли всё лицо.
– Ясно, Брайон, – сказал Марк после паузы. – Не беспокойся.
Он ушел звонить маме, и я слышал, как он орал на ребят, чтобы сделали музыку потише. Всю ночь он сидел на кровати, оберегая меня.
9
На следующий день Марк отвез меня в больницу, мне наложили пятнадцать швов на лицо и подправили ребра. Нам посчастливилось попасть к тому же доктору, который штопал Марка несколько месяцев назад, когда его отходили бутылкой. Доктор отлично помнил Марка; его все всегда запоминали. Доктор посмотрел на нас с отвращением и спросил: «Вы хоть чем-то кроме драк занимаетесь?»
Марк что-то пробормотал, а я даже не разозлился. Мне было тошно и стыдно, хоть сам я ни в чем не провинился. Я не мог думать ни о чем кроме истории Майка – как его избили, когда он довез черную девчонку домой. Как он сказал, что не испытывает ненависти к тем, кто так его отделал. Я тоже не испытывал ненависти к Шепардам. По пути домой я попытался объяснить это Марку. Я так увлекся, стараясь всё ему растолковать, что просто опешил, когда Марк выпалил:
– Чего ты от меня хочешь?
– Чего? – переспросил я.
Марк весь побелел, голос у него дрожал, как будто он вот-вот расплачется. Я глазам своим не верил: я никогда не видел, чтобы Марк плакал, кроме как от боли.
– Каково мне сейчас, по-твоему? Ты мне запрещаешь мстить Шепардам, устраиваешь этот спектакль, как будто тебе совсем не обидно, что они так тебя отделали. Думаешь, я не понял, что тебя избили за то, что сделал я? Ты тут сидишь и чуть ли не говоришь, что сам это заслужил, но это же я отрезал Анджеле волосы, это я всё спланировал, а избили за это тебя! Как этот придурок Майк, он тоже говорил, что заслужил, как будто это он виноват в том, что сделал кто-то другой! Чувак, это бред! Как думаешь, каково мне было, когда я тебя нашел во дворе у Терри? Я сразу понял, что это Шепарды. Если б они тебя убили, это была бы моя вина! Меня это грызет, Брайон, а ты мне даже не даешь отомстить за тебя.
Он плакал. У меня всё внутри перевернулось.
– Марк, это не твоя вина. Я просто не могу больше драться. Меня достал этот круговорот – вначале избиваешь ты, а потом избивают тебя. Это глупо, – я легонько хлопнул его по плечу. – Я ж не умер, чувак! Не о чем переживать.
Марк глубоко вздохнул. Голос у него был нормальный, но он так вцепился в руль, что костяшки побелели.
– Не понимаю, что со мной такое. Я же никогда не спрашиваю себя «а что если?» Никогда не спрашивал, пока мы с Терри не пришли к нему домой и не увидели тебя. И тогда я впервые подумал «а что если?», и посмотри на меня теперь. – Он пожал плечами. – Не хочешь разбираться с Шепардами – дело твое.
Нам было не пробиться друг к другу. Он не понимал, почему мне разонравились драки, а я не понимал, как ему удается принимать всё без вопросов и сомнений, не стремиться ничего изменить.
Мама чуть в обморок не упала, когда меня увидела. К тому моменту она уже поправилась и вышла на работу, а от моего вида чуть снова не слегла. Никогда еще меня так не избивали. С синяком она могла смириться, со швами у меня на губе тоже, даже со сломанными ребрами, но не со всем сразу. Мне было настолько мерзко, что я даже не возражал против суеты, которую она развела вокруг меня. Я сделал вид, что только из-за нее, так и быть, лягу в постель, но мне и самому этого хотелось.
– Хочешь, я позвоню Кэти? – спросил Марк.
– Ага, ты не против?
Он мог сбегать к телефону-автомату, а я нет.
– Вообще-то против. Отомстить Шепардам и то было бы проще. Но ради тебя, чувак, так и быть, позвоню ей, – он одарил меня своей фирменной улыбкой. – Знаю, она обрадуется моему звонку.
Я попытался улыбнуться в ответ, но это оказалось непросто. Тяжело, когда два твоих самых близких человека терпеть друг друга не могут.
Видимо, я вырубился, как только Марк ушел. Мне было довольно-таки хреново: действие болеутоляющих прошло, и у меня поднялась температура. Не знаю, как долго я спал, но когда проснулся, возле моей кровати сидела Кэти.
– Привет, Брайон, – сказала она.
Лицо у нее было такое серьезное, что я не сразу сообразил, Кэти это или Эмэндэмс. Голова шла кругом, я был будто пьяный и плохо соображал. Я не мог ничего сказать, просто лежал и пялился на нее как дурак.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Нормально, – сказал я, как будто она сама не видела. – Я рад, что ты пришла.
– Правда? – спросила она и расплакалась. Ничего себе, за двадцать четыре часа мне удалось довести до слез вначале Марка, а теперь Кэти. Ну я даю.
– Кэти, я правда рад, что ты здесь. Я люблю тебя.
– Хорошо, – всхлипнула она. – Хорошо.
Она взяла меня за руку. Я судорожно вздохнул и уставился в потолок. Оказалось не так уж и трудно. Раз уж мне это удалось, возможно, и другое удастся.
– Твоя мама говорит, через пару дней ты будешь в порядке, – сказала Кэти, глотая слезы. Она хихикнула. – Ты так жутко выглядишь, Брайон.
– А ты прекрасно, – сказал я. Это была неправда: это только в кино девчонки хорошо выглядят, когда плачут. Но для меня она выглядела хорошо. – Через пару дней я приду в норму, и мы пойдем искать Эмэндэмса. Я вышел на след, – сказал я.
В голове у меня слегка прояснилось.
– Правда? – как я и надеялся, это отвлекло ее от меня. Как я и надеялся, не до конца.
– Ага. Марк сказал, что видел его в коммуне хиппи.
Кэти была потрясена.
– В той, где свободная любовь?
– Не уверен, что