Труба Иерихона - Юрий Никитин

Для арестов не надо даже ехать в горные аулы. Достаточнопройтись по московским рынкам, гостиницам, вокзалам, казино... Да и квартирывсе на учёте!

Вот так и принимаются великие решения, мелькнула у менямысль. Великие доктрины, меняющие судьбы мира... Прерываемые текучкой,мелочами, потом к ним снова возвращаемся, дорабатываем, сглаживаем илиспрямляем углы, упрощаем, чтобы философское воззрение стало понятным любомуслесарю. Слесарю это так, для красного словца. Сейчас интеллигенция ещё та, отслесарей не только не ушла, но кое в чём ещё и отстала...

А если все свести к одной ключевой фразе, заповеди, то этодолжно звучать так: каждый православный... нет, православные ни при чём, это наглаза попался телеэкран, там эти шаманы на что-то брызгают водой... интересно,а что-то ещё умеют делать?.. сейчас православные это уже нечто такое дохлое, начто рассчитывать не приходится. Православный теперь не убьёт и микроба. Пустьэто будет заповедь каждого русского, а потом станет заповедью и каждогоевропейца, каждого мыслящего и культурного человека: убивать американцев везде,где подвернется возможность!

Сейчас в правильности этой заповеди надо исподволь убеждатьвесь цивилизованный мир. Чтобы каждый понимал, что, убивая американцев... будьто вооружённые до зубов коммандос или мирные туристы, они спасают мир!

Спасают весь род людской.

Жаркое аравийское солнце нежно и властно приняло Дмитрия вобъятия. После хмурого московского неба, низкого и сплошь затянутогогрязно-сизыми тучами, здесь над головой устрашающе далекая синь. Даже солнце неогромное красное, а крохотный, добела раскаленный диск, от которого плавитсясвод, а по коже бегут сладкие мурашки.

Справа и слева через широкие турникеты из здания аэропортавыходили пёстрые туристы. Империя обезличивает людей, сливает в одинаковуюмассу, но Дмитрий всё ещё легко отличал неторопливых финнов, всё ещё одинаковобелобрысых, от совсем ещё недавно белобрысых немцев и англичан, теперь ужепочерневших, а то и онегрившихся... не спутает одинаковых японцев и таких жеодинаковых, но по-другому, иранцев...

Французы вывалились крохотной стайкой, но шуму от них былобольше, чем от впятеро большей группы шведов. Самая крупная группа туристов,естественно, из Империи. Самая богатая, что проглядывает не в навешанныхбриллиантах, а в демонстративном пренебрежении к условностям: в шортах, чтозапрещается местными законами, женщины в маечках, что честнее называтьпрозрачными лифчиками...

Жара расплавила бы асфальт, но здесь не асфальт под ногамиширокие каменные плиты. По обе стороны фонтаны разбрызгивают серебристые струи.Порыв ветра бросил в лицо прохладную водяную пыль. Рядом счастливо засмеялась женщина.

На широкой площади выстроились сотни шикарных автомобилей.Дмитрий слышал, что арабы считают ниже своего достоинства покупать что-топомимо роскошных кадиллаков, но эта площадь впечатляла даже подготовленногочеловека. Он не увидел ни одной машины, что стоила бы меньше полусотни тысячдолларов!

Машины, белые как снег, серебристые, ярко-красные, оранжевыеи всех-всех цветов, за исключением чёрного, сверкали под солнцем так, чтоглазам было больно. Дмитрий надел тёмные очки, те послушно закрыли половинулица.

На небе ни облачка, от горизонта до горизонта синий-синийкупол. Здесь всё праздничное, весёлое, не по-арабски весёлое. Арабы любят иумеют веселиться, но сейчас в этом веселье вроде бы перебор. Или это емукажется, приехавшему из серого дождливого мира, где над серым тоскливым городомвисят грязные мокрые тучи, где под ногами хлюпает грязь, а холодный ветерпронизывает насквозь?..

Ноги понесли мимо ряда машин. Будь это в России, он сказалбы, что идёт мимо дворца, где происходит съезд поп-звёзд. Только у нихавтомобили круче, чем у членов правительства или глав дипломатических миссий. Аздесь самые неприметные это мерсы ценой в полста тысяч долларов, а две трети настоянке это роллс-ройсы всех расцветок!

Из-за машин вышел молодой сухощавый парень, смуглый, вчалме, с лихо закрученными усами. Дмитрию он напомнил магараджу из какого-тостарого фильма.

Приветствую! сказал он жизнерадостно, и Дмитрий сразу ощутилпенджабский акцент. Куда изволите?

Дмитрий остановился, пальцы невольно взвесили в рукечемодан. Легкий как пушинка в России, он показался в этом тающем от зноя миретяжёлой гирей. И с каждым мгновением он не просто казался тяжелее, а становилсятяжелее, ибо тело сразу уловило и приспособилось к разлитому в воздухе покою,благополучию и абсолютной безопасности. Ладонь стала потной, ручка норовилавыскользнуть, как граната с выдернутой чекой.

Он повернулся к машине. Мерс, обыкновенный мерс, хотя спозолоченной решеткой радиатора и довольно изящными фигурками джейрановразмером с кулак. Возможно, эти джейраны стоят дороже самого автомобиля.

Ещё не знаю. Разве что отвезёшь в приличный отель. Знаешьтакие?

Знаю, господин, ответил шофер. Дмитрию показалось, что шофёрзаколебался: то ли назвать его «мистер», то ли «мсье», но всё же решил ограничитьсяболее общим. Меня зовут Муслим. Я знаю весь город, знаю все весёлые места, какправоверный знает мечети!

Он открыл багажник, Дмитрий забросил чемодан.Поинтересовался:

А ты правоверный?

Само имя Муслим, ответил шофёр гордо, означает «мусульманин».У нас в Пенджабе две трети мусульман! А когда я ходил в школу, было меньшетрети.

В машине было прохладно. Кондишен выдавал ещё и солоноватыйаромат морских волн. Дмитрий погрузился в мягкое удобное кресло, широкий ременьласково и упруго щёлкнул пряжкой. Сразу ощутилось погружение в уют ибезопасность. Щелей для подушек безопасности не приметил, но не сомневался,что, если машина пусть на малой или сверхвысокой скорости напорется на дерево,мгновенно появившийся мягкий шар не даст ему даже клюнуть носом в переборку.

Чуть качнувшись, машина вырулила на широкую полосу. Подколесами потянулось одинаковое серое шоссе. Ровное как стекло, ни малейшейвыбоинки, а прямая как стрела линия упиралась, уменьшаясь до ширины иглы, прямов горизонт. Правда, в этом вряд ли заслуга строителей: в арабской пустынетрудно найти горы или холмы.

Значит, сказал Дмитрий, исламский мир стремительно ширится?

Еще как, согласился Муслим довольно. Но только маленький мирможет быть однородным. А исламский настолько теперь велик, что в нем все цветаи оттенки... Взгляните налево, вон там целая улица отелей! Есть на все вкусы.

Какие могут быть вкусы? удивился Дмитрий. Вкусы надо былооставить там, на Родине.

Почему? удивился Муслим.

Разве это не исламский мир?

Исламский, согласился Муслим.

Так что же?

Я ж говорю, что исламский мир теперь огромен, пояснил Муслимдовольно. Есть страны, где только две краски: чёрная и белая, а есть и воттакие...