Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чрезвычайные полномочия КГБ
Я уже говорил в предыдущих главах о том, что снижение эффективности политического руководства страной в результате старения и болезней бессменных партийных лидеров вело к возрастанию роли КГБ в общей системе управления страной и к усилению личного влияния Юрия Андропова. Были расширены штаты госбезопасности во всех союзных республиках. 5 июля 1978 года КГБ, образованный в 1954 году как комитет при Совете министров СССР, был преобразован в КГБ СССР, что значительно повысило статус этой организации. Расширились и ее полномочия. Одним из главных факторов возвышения КГБ, получившего право на самостоятельные акции без обязательного согласования с Политбюро или Секретариатом ЦК КПСС, стала подготовка к проведению в Москве в 1980 году XXII летних Олимпийских игр.
Основное постановление Политбюро о выдвижении Москвы в качестве претендента на проведение Олимпиады принималось в 1971 году. Тогда это был важный шаг для демонстрации «открытости СССР» и готовности советских лидеров к разрядке. К 1978 году ситуация изменилась, и Олимпийские игры рассматривались уже как угроза стабильности, а не как триумф советской государственной системы. Кардинальные изменения в организации Олимпийских игр стали неизбежными после террористического акта на мюнхенской Олимпиаде 5 сентября 1972 года, в результате которого были убиты одиннадцать израильских спортсменов.
Главная ответственность за безопасность Олимпийских игр была возложена на КГБ, хотя ранее общий порядок на разных спортивных мероприятиях, в том числе и международных, обеспечивался в основном силами МВД. Начальник 5-го Главного управления КГБ генерал Ф. Д. Бобков и его первый заместитель генерал И. П. Абрамов вошли в состав Советского олимпийского комитета. В структуре 5-го управления КГБ был образован специальный «олимпийский» отдел. В общей программе безопасности Олимпийских игр планировалась и зачистка Москвы от антиобщественных элементов и криминала, которых КГБ и МВД имели теперь право выдворять из столицы и других городов (Киев, Ленинград, Таллин), где планировались олимпийские состязания. Подобная зачистка, затрагивавшая десятки тысяч человек, не могла осуществляться на практике без различных форм сотрудничества КГБ и МВД с разными криминальными структурами, за которыми всегда ведется контроль. Само административное выселение из Москвы тысяч людей без судебных решений являлось юридически незаконной акцией. В категорию антиобщественных элементов неизбежно могли попасть и политические диссиденты. С другой стороны, КГБ и МВД вступали в какую-то кооперацию, может быть и временную, с криминальными авторитетами. В какой-то мере такая кооперация правоохранительных органов с организованной преступностью существовала, по-видимому, и раньше. В преступном мире тоже присутствуют осведомители спецслужб. Для меня это стало очевидным при наблюдении за теми криминальными акциями, которые предпринимались в 1972–1973 годах по отношению к Солженицыну, в основном с целью вынудить его к отъезду за границу ради безопасности его семьи. Частью подобных акций была отправка анонимных писем писателю и его жене Н. Д. Светловой, содержавших угрозы расправы и искаженные подробности их личной жизни. Это был совершенно явный психологический шантаж, в реализации которого участвовали и заказчики и исполнители. Два собственных ответа на этот шантаж Солженицын опубликовал в Приложениях к книге «Бодался теленок с дубом» (Париж, 1975. С. 581, 605):
«В КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР
Посылаю Вам копии двух дурно-анонимных писем, которые, впрочем, у Вас имеются по службе.
У меня нет досуга вступать с Вами в детективную игру. Если данный сюжет будет иметь продолжение в виде новых эпизодов, я предам публичности как его, так и предыдущие настойчивые приемы Вашего ведомства в отношении моей частной жизни.
Солженицын
2 июля 1973 г.».
«КГБ, ЭКСПЕДИТОРУ ПОЛЯКОВОЙ
В прошлом письме, полученном Вами 3 июля, я же предупредил, что сюжет с бандитами слишком ясен, его благоразумнее прекратить. Своим третьим письмом, да еще таким злым, Ваше ведомство вынудило меня к интервью.
Если увидите Ивана Павловича Абрамова, передайте ему, пожалуйста, это.
Солженицын
31 августа 1973 г.».
Я не знаю, каким образом Солженицыну стали известны полномочия И. П. Абрамова. В 1970 году, после моего освобождения из Калужской психиатрической больницы, Роя вызвали на 20 июня в приемную КГБ на Кузнецком мосту для беседы, суть которой сводилась к тому, что весь этот психиатрический эпизод был недоразумением и «перегибом» местных властей. Собеседник Роя представился как генерал Теплов Иван Павлович. Рой уже тогда понял, что фамилия Теплов была вымышленной.
В 5-м Главном управлении КГБ 1-й отдел занимался наукой и культурой, и именно там рождались идеи о том, какие акции следует предпринимать по отношению к ученым и писателям, примкнувшим к оппозиции. Двух Иванов Павловичей в этом отделе не могло быть. Генералом мог оказаться лишь начальник отдела.
Моральный террор и провокации
Первое непристойное письмо в стихах оказалось в почтовом ящике Роя в конце сентября 1978 года. «Жил на свете славный Рой…» После этой строки шли нецензурные выражения. Рифмовать строки анонимный автор все же умел. Письмо оскорбительно задевало жену брата и даже наших двоюродных сестер в Тбилиси, Аллу и Энну.
«Рой-писатель благородный,
Критикует быт народный».
Поклонницы Роя беседуют между собой:
«Мы с тобою обе б,
Обе служим в КГБ».
Выявление других задетых заняло несколько дней, некоторым, как оказалось, послали не только копии, но и самостоятельные сочинения с другой тематикой:
«Съезжу в Ясную Поляну,
Улечу на Сахалин,
Чтоб развеять тяжкий сплин…»
«Ездит в Ясную Поляну,
Льва Толстого хвалит спьяну…»
Это подразумевался В. Я. Лакшин, который действительно летал два года назад на Сахалин, готовя очерк о поездке туда А. П. Чехова летом 1890 года. В Ясной Поляне иногда проводились семинары литературных и театральных критиков.
«Для него сама Наташа,
Цирковая… наша,
…Ейный Жора,
Рожа