Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев

разрешили… В 1970 г., когда Твардовский был смещен из “Нового мира”, он не оставлял многих рукописей в архивном сейфе редакции – он раздавал их тем, кто лучше мог бы сохранить и напечатать в будущем то или иное произведение…»

В предисловии В. Новикова к однотомнику «Избранные произведения» и в полученном мною «Предисловии», подписанном Р. Ж., сообщалось, что Борис Пильняк «умер в лагере в сентябре 1941 года». Эта дата смерти повторялась и в западных исследованиях творчества Пильняка. Более поздние биографии писателя, написанные после раскрытия архивов НКВД, сообщают, что Пильняк был обвинен в шпионаже и террористических замыслах, приговорен 21 апреля 1938 года к высшей мере наказания и расстрелян в тот же день на расстрельном полигоне в Коммунарке.

В переписке того времени я сообщал Рою в письме от 8 января 1979 года:

«Рассказ Пильняка я послал в “Новый журнал” в США. Другого подходящего места для него нет. В “НЖ” хотя и сидят консервативные старики, но все же это люди с принципами и не продажны, как в “Континенте”. Там же в “НЖ” будет напечатан и пенсионный очерк…»

Последнее было намеком на очерк Роя «Хрущев на пенсии», раскрывавший историю публикации мемуаров Хрущева в США.

Для использования в передачах на русском языке я передал копию рассказа «Заштат» в русскую редакцию Би-би-си.

А для возможного перевода на английский послал копию рукописи «Заштата» Майклу Скаммелу, редактору журнала Index on Censorship, печатавшего произведения авторов разных стран, запрещенные цензурой. Своих собственных комментариев к тексту, которые могли бы отличаться от сделанных Роем, я не добавлял по условиям полной анонимности.

Сам я увидел в этом рассказе Пильняка намного более крупный и рискованный замысел, чем попытку поставить под сомнение легитимность процессов Промпартии и Трудовой крестьянской партии, которые упоминались в рассказе с некоторой иронией.

«И совсем под Новый год, – в Москве тогда только что отошел процесс промдеятелей, и московские газеты назревали кондратьево-чаяновским процессом, ‹…› пришли в заштат два новеньких автомобиля…»

Действие рассказа происходило, таким образом, в декабре 1930 года. Понятием «заштат» автор обозначал российскую глубинку, небольшой городок, вокруг степь, далеко от железной дороги. Сюжет рассказа, рукопись которого обрывалась уже на 12-й странице, не был ясен ни Рою, ни Лакшину, ни тем более в русской редакции Би-би-си. Для меня было очевидно, что «Заштат» задумывался не как рассказ, а как повесть, и достаточно большая. Написанное было лишь черновиком-наброском начала. Замысел мог понять только читатель, знающий хоть немного зоотехнику и проблемы коллективизации крестьян в период 1928–1933 годов. Развернуться этому замыслу помешал арест писателя.

Главные герои повести, уже пожилой ветеринарный врач Иван Авдеевич Гроза и санитарный врач Лавр Феодосович Невельский, на собрании для обсуждения пятилетнего плана в 1928 году расходились между собой в предсказаниях того, как повлияют пятилетка и коллективизация на болезни лошадей и скота, эпизоотии, частые в этом районе. Невельский предсказывал, что они будут успешно искоренены, Гроза как ветеринар заявлял, что они останутся. Через три года в город приехал матрос-комиссар, проводивший здесь коллективизацию. Ветеринара Грозу срочно вызвали к нему на допрос:

«– Не узнаешь меня, Иван Авдеевич?! Мы вот тут стенограммы читаем, – это вот помнишь, когда мы составляли первый пятилетний план, – ты тогда говорил, что эпизоотии останутся. Они и остались. Что можешь сказать в свое оправдание?

– Здравствуйте. Узнаю. Были и остались, как я и говорил.

– Ты нам посоветуй, что можешь сказать в свое оправдание. Мы вот сегодня Невельского арестовали…»

На начале допроса ветеринара Грозы текст обрывался. 28 октября 1937 года арестовали самого Бориса Андреевича Пильняка. Не исключено, что за ним уже много лет велась достаточно плотная слежка. О его замыслах могли знать и без доносов.

Совершенно отчетливый «ветеринарный» характер сюжета, разворачивавшийся вокруг эпизоотий «по ящурам, по сибирке, туберкулезу, вагиниту, сыпу и мыту», не оставлял сомнений в том, что назревал в событиях повести и какой-то процесс против местных ветеринаров и санитаров, которых собирались обвинить во вредительстве. Аресты среди ветеринаров и зоотехников в те годы, и особенно в 1937-м, были не редкостью.

Здесь следует вспомнить, что основной проблемой коллективизации в 1930 году стало резкое сокращение поголовья лошадей, коров, свиней, овец и даже домашней птицы. Именно в этом году повсеместно наблюдались «перегибы в коллективизации», попытки обобществить жилые постройки, домашний скот и птицу. Как заявил Сталин, срочно решивший замедлить этот процесс и обвинить в «перегибах» местные власти, «кулачество вело агитацию за убой скота перед вступлением в колхозы, убеждая крестьян, что в колхозе скот “все равно отберут”». Сталин подчеркивал, что в колхозах по директивам Политбюро «не обобществляются… жилые постройки, часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица» («Головокружение от успехов» // Правда. 2 марта. 1930).

Тем не менее резкое сокращение поголовья всех видов сельскохозяйственных животных продолжалось и даже ускорилось именно в 1931–1933 годах. В 1928 году в СССР насчитывалось 66,8 млн голов крупного рогатого скота, в 1929 – 58,2, в 1930 – 50,6, в 1931 – 42,5, в 1932 – 38,3, в 1933 – 33,5 млн (Народное хозяйство: Статистический ежегодник. 1956. С. 128). По лошадям, свиньям и овцам сокращение поголовья оказалось еще более значительным. Забой скота в связи с коллективизацией, безусловно, происходил. На Украине и на юге РСФСР свирепствовал к тому же голод, унесший жизни нескольких миллионов крестьян. Кормить скот в голодающих областях было нечем. Борис Пильняк добавлял своим «Заштатом» к этой страшной трагедии и падеж скота от вспышек заболеваний, эпизоотий, неизбежных при «обобществлении», то есть при объединении животных, рассредоточенных раньше по частным хозяйствам и изолированных друг от друга, в общие колхозные стада и содержании их в не приспособленных для этого помещениях. Болезни отдельных животных распространялись в таких случаях на все обобществленное стадо. (Поголовье скота в СССР восстановилось до уровня 1928 года лишь в 1965 году и уже благодаря импорту кормов.)

Рукопись рассказа «Заштат», переданная Лакшину, очевидно, А. Т. Твардовским, была, видимо, частью заготовок и заметок для повести, задуманной давно. Это был смелый, даже дерзкий проект, сравнимый с «Повестью непогашенной луны». Жизнь писателя была оборвана на 44-м году.

Александр Зиновьев в эмиграции

В феврале 1979 года мне предстояла поездка во Флоренцию на семинар по современным проблемам марксизма, который организовывал Дзузеппе Боффа, один из главных теоретиков Итальянской коммунистической партии, известный также своими книгами о Сталине и Хрущеве и по истории СССР. Боффа несколько лет работал в Москве в качестве корреспондента газеты L’Unita и хорошо говорил по-русски. Меня пригласили во Флоренцию для