Селянин - Altupi

— Не надо. А теперь иди, — сказала она, махнув рукой с травматом. — Ложитесь спать, ребятки.

Кирилл быстро сбежал мимо неё по порожкам, направился по мощёной дорожке к калитке. Пашка развернулся и пошёл прочь ещё раньше, он безумно замёрз.

— И Егора не троньте, — тем же сердитым тоном напутствовала им в спины банкирша.

У Кирилла много чего рвалось с языка. Он даже обернулся, чтобы крикнуть ответ, но Пашка подтолкнул к двери и, состроив страшную рожу, шевеля губами, покрутил пальцем у виска. Вытолкнул за калитку. Больше они ничего друг другу не говорили. Добежали по мокрой траве до дома и разошлись по спальням.

15

Утром солнце светило, но не грело: в прибитом к сараю термометре ртутный столбик поднялся только до шестнадцати градусов. Невъебически атасное лето. Море, пальмы, пляж. Кирилл думал, что свыкся с необходимостью провести лучший месяц в деревне, но в такую дерьмовую погоду тут было дерьмово. Успокаивало лишь то, что на Турцию родаки денег бы всё равно не дали.

Кирилл стоял у лестницы и зевал, слипающимися глазами глядя, как Пашка хмуро передвигается по крыше сарая, раскладывает свежие стебли и ворошит подсохшие.

— Так, вот эти, самые первые, можно скоро измельчать, — Машнов разогнулся, поставил руки в бока. Выглядел он сейчас как Колумб на палубе каравеллы. — Завтра попробуем. Самому интересно, что получится.

— О, ты заговорил, — лениво заметил Кирилл. Эта речь была самой длинной за сегодняшнее утро. Злой за ночное приключение Машнов ограничивался односложными репликами и жестами.

— Заговорил, а куда деваться? Но я бы с тобой, дебилом, не разговаривал. Скажи спасибо, что я проснулся и отлить вышел. А если бы менты сюда нагрянули? Сколько сейчас за травку дают?

Пашка развернулся к краю крыши задом и стал спускаться по лестнице. Гнилые деревяшки поскрипывали под его весом. Оказавшись на земле, он повернулся к другу и принял ту же позу — руки в бока. Смотрел в глаза.

— А ты зассал? — предъявил встречное обвинение Калякин. Он опёрся о лестницу плечом, скрестил руки и не собирался сдаваться. Вообще, он лучше бы лёг поспать — за пять часов не выспался нифига.

Пашка проиграл в гляделки, отошёл к колодцу, снял с гвоздика ведро. Опять посмотрел на Кирилла.

— Я стараюсь, Кир, кручусь… Тебя в долю взял, помощи от тебя особой не требую. А ты, блять, козлишь. Ну на хера? Чирка стоит? Баб нету? Дрочи, гоняй лысого хоть по пять раз на дню. Нахуя к Лариске в дом запёрся? Она тебя поимела, а не ты её.

— Кто же знал, что она по двору с травматом ходит? Я увидел, что пидор от неё ушёл и… Пиво в голову дало, короче.

— Ы-ыы, — промычал, состроив мину отвращения, Пашка, — пиво. Тьфу.

Он кинул ведро в шахту колодца, дождался всплеска и начал крутить ручку, поднимая. Оборота через четыре бросил. Послышался новый всплеск, громче, и цепочка забилась о стены колодца.

— А что опять я? — наморщив лоб, спросил Пашка. — Давай-ка ты сделай что-нибудь полезное. Набери воды, приготовь пожрать, посуду помой, помои вынеси. Я тебя спас, вот и поработай за меня. Приучайся. Все работают — я работаю, Егор, которого ты хаишь, пашет, как проклятый, давай и ты покажи, на что способен.

Машнов, психуя, ушёл из сада во двор, потом стукнула верандная щеколда, сильно скрипнула рассохшаяся дверь. Сука, заебал.

Калякин тоже психовал. Стукнул кулаком в стену сарая, ногой поддал грязную трёхлитровую банку, стоявшую в траве у стены. Работать ему нужно? А не подавитесь ли? Ещё чего придумали — жрать готовить и посуду мыть! С пидором сравнили! Кто ж виноват, что мамаша Рахманова родила его от гулящего алкаша, сбежавшего от ответственности за семью?

Хотя, собственная мамаша тоже всегда заставляла его работать. Орала, когда он спал до обеда, не принимая во внимание, что он домой из клуба пришёл только в пять часов или позже. Сначала, когда Кирилл в школе учился, как-то полегче было, жалели, что маленький, и домработница была — убирала, еду готовила, в магазин ходила, бельё гладила. А когда папашу депутатом избрали, сразу от домработницы отказались, чтобы электорат не нервировать. Мать начала с него требовать кровать заправлять, в комнате срач убирать и во всей квартире, тарелку за собой мыть и со стола стирать, обувь-одежду в порядке держать. Ну и скандалила, когда он этого не делал.

Кирилл и не собирался ничего делать — ни по материной указке, ни по, тем более, Пашкиной. С какого хуя должен требования выполнять? Попросили бы нормально, тогда ещё ладно, а так… Прикажите ещё дрова колоть и корову доить, ага.

Кирилл вспомнил сильные руки Рахманова, заносящие топор над головой и опускающие на толстый берёзовый чурбан. Разве эти совершенные руки и мускулистые плечи созданы для грязной работы? Они созданы, чтобы на них висли пищащие от восторга тёлочки.

Сука! Калякин опять ударил кулаком в доски сарая. Блядский пидорок не выходит из головы. Не влюбился ли в него, правда? Да ну, чушь какая! Как до такого можно только додуматься? Нет, нет, конечно. Всё потому вокруг пидора мысли вертятся, что в деревне больше нет ни одного ровесника. Жаль, что «Яхор» опять уехал в город, а то навестил бы его, отвёл бы душу за несостоявшийся перепих с его любовницей. Уж эта бессловесная скотина ментов вызывать не будет.

От возникших предположений и судорожно выдумываемых опровержений у Калякина затряслись руки, на лбу выступил пот. Он обнаружил, что кинул ведро в колодец, но не помнил, ни как это сделал, ни зачем, не слышал ни ударов о стенки колодца, ни всплеска воды, вообще ничего. Словно отрубился. Во дурак, как испугался. Ведь логичное объяснение повышенному вниманию к пидору нашлось, чего так взвинчивать?

Калякин успокоился.

Взялся за кривую ручку и в несколько оборотов вытянул тяжелое ведро наверх. Осмотрелся. Ну да, точно: блядский Паша только орал, а другого ведра, чтобы перелить не принёс.

Поставив полное ведро на лавку, он направился к дому за пустым.

Навстречу ему с веранды выбежал Пашка. Лицо у него было… такое… будто он то ли расплакаться собирался, то ли убивать. В руке, словно орудие из каменного века, зажимал смартфон. Разгон у Машнова был порядочный, как раз, чтобы добежать до сада и там начать орать, поэтому, когда он наткнулся на преграду в виде того, кому предназначался крик, ему пришлось зацепиться рукой за подпорку козырька над порожками и набрать в лёгкие воздуха.

— Доблядовался? — закричал он, потрясая смартфоном, глаза стали совершенно бешенные. — Доблядовался, придурок?