Селянин - Altupi

— В гости по приглашению ходят, а это незаконное проникновение в чужое жилище. Я вызываю наряд.

Её рука оторвалась от двери и скользнула в карман халата и вынырнула оттуда с золотистого цвета айфоном. Большой палец резво запрыгал по сенсорному экрану, верно, набирая номер дежурной части…

Отъезд Пашки

Кирилл решил, что она просто пугает, показывает, какая крутая — обычные бабьи заебоны. Он попытался заигрывать дальше, опёрся плечом о пластиковый косяк, высунул голову наружу, так что нависал над набирающей номер женщиной.

— Ларисочка, ну что ты? Какие менты? Какое незаконное проникновение? Ты ещё скажи, что я к тебе вломился!

— Ага, вломился, — она приложила мобильник к уху. Слушала гудки, на незваного гостя не смотрела.

— Я по-соседски зашёл, — продолжил плести Калякин. — Думал, вдруг ты не спишь, вдруг тебе скучно. Егор-то ушёл, а я поинтереснее него развлекать умею. Он пидор, он только с мужиками, а я с женщинами опытный, меня все хвалят. Ты только попробуй и поймёшь разницу, тебе понравится, уверяю.

Банкирша подняла голову и зыркнула глазищами. Собралась что-то уничижительное сказать, но тут на том конце линии ответили, она переключилась на разговор, не убирая травмата.

— Здравствуйте. Из села Островок беспокоят. Пряникова Лариса Николаевна. Ко мне в дом сейчас проникли… Я его поймала, не отпускаю… Парень. Один. Незнакомый, из города несколько дней назад приехал в пустующий дом соседки… Ничего не украл: я его быстро заметила, во дворе была, а в машине у меня «Эрма» лежит… Разрешение есть, конечно! Задержу до вашего приезда. Кто знает, что на нём числится…

Кирилла начал отпускать хмель, а с ним и весёлый угар. Он начал понимать, что банкирша не шутит, что всё серьёзно, что дежурный на телефоне записывает информацию и сейчас даст отмашку оперативной группе. Они приедут, его повяжут, бросят в «обезьянник», сообщат родакам, в институт и тогда…

— Дура! Дура! Заткнись! Замолчи! — слова лезли из глотки сами собой. Кирилл в ярости топал и размахивал руками, бил кулаками о косяк и толстые оконные стёкла и даже не понимал, что он орёт. Убежать с веранды не мог, так как хладнокровное дуло смотрело прямо в него. — Никаких ментов! Слышишь, тварь, никаких ментов, я сказал! У меня отец депутат, он тебя, тварь!.. Он тебе твой травмат поганый в жопу засунет, тварь! Сука ёбаная! Дай я пройду! Я только в гости зашёл! Я…!

Калякин бесился. Слюна брызгала. Член давно упал. А банкирша продолжала диктовать дежурному свои данные — фамилию, имя, отчество, дату рождения, место работы и точный адрес. Не сводила ледяных глаз с прыгающего в истерике Калякина.

— Вон, слышите, орёт, голубчик, — добавила она полицейскому.

— Уйди, блядь ёбаная! — ещё громче заорал Кирилл и вскинул ногу, метя выбить пистолет. У него не получилось, а Лариса только чудом не выстрелила.

— Тише! Яйца отстрелю! — зашипела она и рыкнула в трубку: — Да нормально тут всё, выезжайте наконец!

Тут громко звякнула щеколда, распахнутая калитка ударилась о забор, послышался приближающийся топот, и из темноты на шедший с веранды свет выбежал Пашка. Полуголый — в футболке, семейных трусах и сланцах поверх чёрных носков. Вид у него был совершенно оголтелый.

— Тётя Лариса! Тётя Лариса! Простите этого ебаната! Простите! Не надо милиции! Не надо, пожалуйста! Я с ним поговорю! Я ему сам пиздюлей отвешу! Не надо ментов! Он дурак, ебанат… Но ничего плохого же не сделал. Это не повторится, я обещаю, я клянусь. Тётя Лариса…

Пашка выдохся, замолчал, тяжело дышал, умоляюще глядя на банкиршу и зверски — на друга. Эхо его осипшего голоса ещё отдавалось в ушах.

Лариса, которая опустила трубку во время появления ещё одного визитёра, вновь приложила её к уху, не сводя долгого оценивающего взгляда с соседкиного внука.

— Ладно, — медленно сказала она дежурному, — тут обстоятельства изменились. Отмените вызов, пожалуйста. Извините за беспокойство… Да-да, всё нормально… Хорошо, если что — позвоню.

Кирилл, заткнувшийся при появлении Пашки, сделал движение в сторону ступенек, но Лариса остановила его движением пистолета, как заправская пиратка или сухопутная разбойница.

— Стоять. Я тебя ещё не отпускала.

— Но вы отпустите его, тётя Лариса? — залебезил Пашка. — Пьяный он, ничего не соображает. Местных традиций не знает, башка совсем дурная, привык в своём городе. Отец у него шишка — вот и избалованный. Но Кирюха не плохой, нет. Я его на поруки возьму. Вот прямо сейчас. Он исправится. Исправишься, Кир? Исправишься, мать твою, даун-переросток? Скажи тёте Ларисе «да».

В Кирилле бурлила злость. Горло охрипло от криков, но он бы покричал на эту швабру деревенскую ещё и сам бы засунул ей пистолет в одно место — пугать его вздумала, кошёлка крашеная! И Пашке бы пенделя дал, чтоб не вмешивался, благородный дюже! На хуй никому его благородство не нужно! Пусть сажают! Потом посмотрим чьи погоны и должности полетят!

Но что-то — трезвое — в голове не давало открыть рта, держало язык на привязи.

Пашка и банкирша смотрели на него. Пашка топтался в нетерпении.

— Да, — кашлянул Кирилл. Количество адреналина стремительно снижалось, и ночь становилась холоднее с каждой секундой. А он одет теплее всех троих, Машнов вообще заболеть может.

Постепенно чётче становились зрение и слух, и уже различимы были и покачивающиеся верхушки деревьев, и бьющиеся о стёкла мотыльки, и лай разбуженной собаки, и гудение самолёта в звёздной вышине. И делалось неловко и стыдно. И хотелось спать. Желательно в городе, в своей квартире, в своей постели, одному без всяких тёлок. А весь этот Островок пусть окажется сном и развеется поутру. Или нет.

Лариса скользнула по Калякину пренебрежительным взглядом, то ли угадала его раздрайное состояние, то ли нет, но собеседником выбрала более адекватного Машнова, чьи руки плетями обхватывали дрожащее тело, а волосатые тощие ножки торчали из широких семейников в мелкий цветочек.

— Так, защитничек… В первый и последний раз я вижу этого человека возле своего дома, запомнил? Ещё раз он придёт ко мне с предложением своих услуг, я его полиции сдам как проститутку, и никакой отец-депутат ему не поможет. Долго ещё в деревне пробудете?

— Недели три, — замялся Пашка.

— Будете безобразничать, без предупреждения звоню участковому.

— Да мы тут смирно… на речку ходим… в лес…

— Ну смотрите, — предупредила банкирша, в грозных безапелляционных интонациях сразу чувствовалась многолетняя практика работы руководителем. Потом она повернулась к стоявшему на веранде Кириллу. — Ты меня понял, жалкое отродье? До твоего маленького мозга дошло, что я сказала?

— Дошло, — Калякин не удержался от язвительности,