Селянин - Altupi

а потом различил в ярком свете фонаря худощавую фигурку. Мужскую — длинные волосы теперь не сбивали с толка. Это был Рахманов. Возвращался от любовницы.

Сердце Кирилла радостно забилось. Он притаился, глядя, как фигурка по мере удаления от фонаря превращается в тёмный силуэт. Пидорку до своего дома предстояло пройти метров сто пятьдесят, но на середине этого пути его поджидал сюрприз. Серый Волк, ха-ха. Берегись, Голубой Гандончик.

Кирилл злорадно улыбнулся, поставил почти пустую бутылку на завалинку и затянулся, думая докурить и выбросить, чтоб не мешало. Но Рахманов шёл быстро и докурить не получилось. К тому же селянин заметил огонёк в темноте и ускорил шаг, поэтому пришлось выскочить ему на перерез.

— Эй, пидрила!

Обойти по обочине, как обычно опустив голову и сделав вид, что докапываются не до него, у Рахманова не получилось: Кирилл оказался проворнее, хоть голова и кружилась от выпитого пива.

— Дай пройти, — сдержанно попросил Егор.

— А если не дам? Топор возьмёшь? А, точно! Топора-то нет!

Кирилл негромко рассмеялся, размахивая рукой с зажатой между пальцев сигаретой. Рахманов терпеливо молчал. Вид у него был очень усталый, будто сонный.

— От бабы своей идёшь? — спросил Калякин, подступая ближе.

Рахманов сжал губы, но глаза, эти блядские глаза… очи чёрные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные… выдавали всё, что он думает. Как ненавидит и как презирает.

У Кирилла внутри опять что-то всколыхнулось… Да, сука, неприязнь к таким вот положительным мальчикам!

— Ну что ты молчишь, как неродной? — спросил он притворно мягко. — Не отвечаешь мне никогда. В падлу что ли? Противно? Мне вот с пидором не противно, а тебе с нормальным пацаном западло? На вот курни, может, поймёшь, что такое нормальная жизнь…

Кирилл собрался всунуть Рахманову свой окурок, но тот отклонился, поворачиваясь. Пришлось схватить его за руку, шагнуть за ним и… Тут, когда свет упал на лицо Егора, стала ясна причина его расслабленности. Горячая кожа, влажные волосы на висках и чёлке, глубокое дыхание, заторможенные движения, эмоции словно через силу, безразличие и нетерпение одновременно — да у него был секс! Прямо только что пидор шпилил бабу, яростно засаживал ей между ног, кончил и сразу побежал домой, не успев отдышаться! Трахал нелюбимую, но денежную сучку. Засаживал ей. Натягивал по её просьбе. От него и пахло сексом — терпкой смесью пота, духов и спермы. У-уу!

Порнографические видения слайдами пронеслись в воспалённом недотрахом сознании, и член мгновенно раздался в размерах, вспучивая широкие спортивные штаны. Яйца так прострелило, что Калякин на мгновенье, на какое-то короткое мгновенье допустил мысль о минете чьими угодно губами… но тут же испугался, в мозгу, словно тот фонарь, вспыхнула лампочка осуждения, неприятия пидоров. Нет, только не он, он никогда не станет пидором! Даже если будут миллион долларов США давать. Даже если все бабы вымрут. Никогда не даст пидору даже кончик пососать. Никогда.

Кирилл отпустил руку замершего Рахманова.

— Иди! Чего встал? Иди, ёбаный в рот!

Егор тряхнул плечами и пошёл дальше. Фонарь потух, видимо, Лариса решила, что её ёбарь благополучно достиг дома. Весь коттедж, как и улица, погрузился во тьму. Удовлетворённая банкирша отправилась почивать.

Калякин с ненавистью выкинул окурок и в раскоряку, едва не налетев на плохо различимую «Тойоту», вернулся к завалинке. Одним махом допил пиво и сходил в дом за ещё одной бутылкой — Пашка начнёт бухтеть, что не честно в одно рыло при редеющих запасах, да хуй с ним, нехер дрыхнуть.

Ночной холод перестал чувствоваться. В голове приятно гудело, звёзды расплывались, а стояк крепчал. Нет, всё-таки обходиться без баб Пашка хреново придумал. Пусть сам воздержание соблюдает, а здесь вон как от одних мыслей штырит — пять дней уже секса не было.

Что-то надо делать.

Что-то надо делать.

Ёбаный пидор раздраконил… блять…

Ёбаный пидор трахался, получил порцию удовольствия и пачку денег.

Ёбаному пидору всё за красивые глаза достаётся, все его любят.

А должно быть иначе. Нормальным, гетеросексуальным парням надо давать, а не пидорам.

Кирилл подкинул пустую банку и пнул её ногой с разворота. Та, тонко звякнув, отлетела в траву. Калякин поморщился от боли в яйцах, издал протяжное «а-аа», поправляя причиндалы в штанах, и пошёл через дорогу к дому банкирши. Если двери не закрыты… а от кого их в глухой деревне запирать?.. зайдёт к ней, проберётся в спаленку, ляжет в постельку, приласкает… Авось, уже не откажет.

По скошенной траве до самого выложенного плиткой участка перед калиткой Калякин почти бежал. Подгоняли предвкушение десерта и гениальность плана. Там он взялся за металлическую, холодную ручку щеколды, нажал вниз — дорогая чугунная калитка подалась.

Калякин пьяной тенью скользнул во двор, но осторожно прикрыть не получилось — щеколда звякнула, как звякала, когда её закрывал Рахманов. Хер с ней.

Представляя себя ниндзя, Кирилл покрался по плиточной дорожке, почти не замечая розовых кустов, цветущих клумб, глиняных гномиков и пенопластовых аистов, другого декора — всё это в темноте было серым и сливалось с землёй, хозпостройками и машиной в единое целое. Впереди, словно спасительный берег для моряка, для него маячила высокая веранда, выступающая от коттеджа. Она почти вся состояла из стекла с тонкими кирпичными перемычками, даже дверь из тёмного пластика была стеклянной. К ней вели шесть ступенек.

Кирилл поднялся по ним, попробовал открыть дверь. Ему снова повезло. Он ухмыльнулся и ступил внутрь, ища следующую дверь. Как только он перенёс в тёплое, пахнущее цветами помещение вторую ногу, яркий свет ударил по глазам — зажглась светодиодная полоска по периметру. Блять, что такое? Почему?

Управившись с испугом, Кирилл прикрыл глаза ладонью, понемногу привыкая к свету, осознавая, что никого нет, и сработал датчик движения. Зато он увидел ещё одну дверь, деревянную, которая вела в дом. И что веранда обустроена в аристократическом стиле — белый круглый состаренный столик, такие же стулья, сиреневый ковёр, сиреневые салфетки, бледно-лиловые цветы в белой керамической вазе с сиренево-лиловым рисунком, зелёные растения в кашпо и бело-сиреневых горшках. Местечко для чаепитий. Похуй.

Звенящие яйца гнали дальше. Кирилл потянул ручку — открытой! — двери, как вдруг за спиной щёлкнуло… Он обернулся и упёрся взглядом в стоявшую на ступеньках Ларису. На ней был махровый халатик с корабликами и шлёпки, подводка глаз сохранилась, о причёске после упражнений с любовником речи быть не могло. Левой рукой она держалась за дверь, во второй… а во второй у неё был пистолет. Травматический, но с близкого расстояния невелика разница.

— Что вы здесь делаете, молодой человек? — чётко выговаривая слова, спросила банкирша. Взгляд её упирался в оттопыренные штаны Калякина.

— Ничего… В гости пришёл.