Селянин - Altupi

не хуже этой старухи, руки в карманы засунул чуть ли не по локти. Дождался, пока Кирилл сойдёт на траву по их сторону дороги и сразу устремился во двор.

— Я думал, ты за молоком пошёл, а ты с Олимпиадой лясы точишь. На палчонку её разводил? Она, бабка рассказывала, в молодости ещё той шалапендрой была, мужичков любила…

Кирилл собрался огрызнуться, но потом решил ответить с той же издёвочкой.

— А, может, ты на неё сам глаз положил? Опытная теперь, так измочалит камасутрой, что стояка ещё неделю не будет. А уж рот без зубов — мечта для минета! Засосёт по самые гланды!

— Придурок… — изумляясь, покачал головой Пашка. — Вот ни стыда…

Они поржали. Вошли в дом, где всё тепло выветрилось с началом непогоды, в комнатах было сумрачно и сыро. Но на всю хату вкусно пахло жареной картошечкой. Неплотно накрытая сковородка стояла на столе, из-под алюминиевой крышки сочились белёсые завитки пара. Рядом стояла тарелка с солёными огурцами и порезанной кружочками копчёной колбаской.

Кирилл забыл про свою брезгливость и про мытьё рук, сел на табурет, взял со стола одну из двух вилок и с нетерпением снял крышку. Из сковородки дохнуло жаром, взметнулся клуб пара… Картошечка, маленькими аккуратными кусочками, некоторые из которых с хрустящими, зажаристыми краями… У Кирилла потекли слюнки. Не дожидаясь Пашки, он нанизал на зубья сколько получилось ломтиков картошки и сунул в рот.

— М-мм, вкуснота, — жуя и обжигаясь, проговорил он. — Точно, сейчас бы молочка… холодного.

— Так что не принёс? — со смешинкой хмыкнул Пашка, усаживаясь по другую сторону старого стола.

— Нету дома.

Машнов кивнул, и некоторое время слышались только стук вилок о дно сковородки и тихое чавканье и довольное урчание.

— О чём с Олимпиадой говорил? — пытаясь не обжечь язык, спросил Паша.

— Про Яхора рассказывала, — хрумкнул огурцом Кирилл.

— А, да у тебя сейчас одна тема, — посмеялся Паша. — Точняк, влюбился.

— Иди в пизду. Она и про тебя не забыла. Сказала, что ты с Яхора пример должен брать, балбес. Батрачить круглые сутки, не пить, не курить, бабкам продукты развозить и маман свою подмывать.

— А он её подмывает? — поморщился Машнов.

— А кто ж ещё будет? У паралитиков вроде недержание? Или она фиалками под себя обделывается?

— Фу! Блять, не за столом!

Пашка в шутку замахнулся на него вилкой. Кирилл захихикал и замолчал, выбросил пидора и его болезную мамашу из головы. Картошечка действительно была вкусная, пузо уже раздулось, а оторваться от еды никак не мог.

14

Вечером Кириллу маялось. Он лежал на диване, подложив под голову подушку и руки, и смотрел в телевизор. Рябящая картинка и российский сериал про очередных честных ментов больше раздражали, чем занимали внимание. Нормальных каналов с нормальными боевиками или комедиями грёбаное деревенское телевещание не предусматривало.

Выскочившие пружины давили в спину и задницу при каждом шевелении. Сон не шёл. Кирилл подумал, что не надо было дрыхнуть днём, но после сытного обеда так разморило, что очухался только к шести часам. На улице накрапывал дождь, однако садист Пашка всё же погнал его в поля, сказав, что это птичка пописала и на бугре ветром листья обдует. Хорошо, что до самой темноты ждать не стал. Холодина стояла такая, что пришлось напялить все имевшиеся толстовки и олимпийки — ехали в деревню по жаре и курток с шапками не взяли. Но потом распогодилось, на небо высыпали звёзды и месяц, и даже вроде как немного потеплело.

На ужин попили пива, а потом Пашка ушёл в свою каморку и заснул. Его периодический храп выбешивал ещё больше, чем честные лица киношных ментов.

Кирилл сел, потом, скрипнув диванными пружинами, встал. Он больше не мог слушать ни про роющих землю носом полицаев, ни Пашкино громкое сопение. Вынул из кармана смартфон, посмотрел на слабый сигнал сотовой связи и часы — почти двенадцать. Заняться было нечем — родителям уже позвонил, отчитался, что жив-здоров, паре приятелей тоже позвонил, но разговаривать особо не о чем было — они там отрывались на всю катушку, а он не хотел признаваться, как отстойно проводит июль, и, главное, для чего торчит в жопе мира.

Постояв немного посреди тускло освещённой горницы, потупив на цветастые занавески, которыми были завешаны окна, Калякин направился на кухню. Там, снова превозмогая брезгливость, открыл заляпанный засохшими жёлтыми брызгами жира холодильник. Внутри Пашка мыл, но всё равно дохнуло неаппетитной затхлостью. Пошарив взглядом по полкам и прислушиваясь к желудку, Кирилл отмёл колбасу и тушёнку и взял банку «Левенбрау». Банок оставалось ещё пять и две полторашки «Жигулёвского», которое пил только Пашка.

Запас сигарет тоже кончался. Взяв со стола почти пустую пачку, Кирилл подумал, что пора бы наведаться в ближайший сельмаг или до райцентра доехать, накинул толстовку и вышел во двор.

Пиво было ледяным, и после первого глотка Калякин содрогнулся всем телом, но потом уменьшил объём глотков, и всё стало прекрасно. Прислушиваясь к звукам ночной деревни, он окропил по-маленькому заросли полыни и куриной слепоты возле сортира и, заправив штаны, направился за калитку.

Окна в домах нигде не светились. Звёзды мерцали ярко, словно на мороз. Кричали какие-то птицы, вроде сычи. С реки доносилось монотонное кваканье. И появились проклятущие комары. Кирилл не успел присесть на завалинку в тени деревьев, как убил сразу двух — метили укусить за щёки, пидоры!

Калякин быстрее закурил, надеясь, что дым отпугнёт этих гадов. Уходить со свежего воздуха в пахнущий нафталином дом не хотелось. Тишина по-прежнему давила на уши, только она была лучше Пашкиного завывания. Сейчас бы вместо этого длиннобудылого храпуна сладкую тёлочку в постель. Тёлочку без запросов и комплексов. Которая не будет ломаться и сразу возьмёт в ротик, а потом подставит другие дырки и щёлки и даст с собой порезвиться, а потом уйдёт без всяких претензий. Только где её взять, эту сладкую тёлочку? Баба одна на всю деревню и та послала в пешее путешествие.

Кирилл тяжело вздохнул. Одной рукой поднёс ко рту банку, глотнул, остужаясь, второй сунул между зубов сигарету, неглубоко затянулся и выдохнул дым. Комаров действительно стало меньше, и по телу разливалась блаженная расслабленность.

Вдруг ночь посветлела. Кирилл повернул голову и увидел, что во дворе усадьбы банкирши на бетонном столбе вспыхнул фонарь. Свет зажёгся и на веранде её коттеджа. Густая листва и частично забор скрывали, что там происходило. Возможно, Лорик просто вышла перед сном в туалет, если и у неё туалет на улице.

Скука мгновенно выветрилась из мозгов Калякина. Он привстал, чтобы лучше разглядеть, но сначала услышал знакомое звяканье щеколды на калитке,