Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

А конфиденциально Ленин 19 мая попросил Дзержинского: «К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим…» И возвращался к авторам «Экономиста»: «Это, я думаю, почти все – законнейшие кандидаты на высылку за границу. Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих “военных шпионов” изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу».

«Философские пароходы» встали на разогрев.

Затем ленинский гнев обрушился на руководство московской парторганизации, которая мешала работе комиссии СНК, вскрывшей злоупотребления в выделении жилплощади в столице. Записка Молотову для членов ПБ 18 марта: «Московский комитет (и т. Зеленский в том числе) уже не впервый раз послабляет преступникам-коммунистам, коих надо вешать». Предлагал публично объявить выговор членам МК и оповестить наркомюст, что «коммунистов суды обязаны карать строже, чем некоммунистов»2434.

В середине марта пришло сообщение от Крестинского, что он выезжает из Берлина вместе с лучшими профессорами-неврологами – Георгом Клемперером и Отфридом Ферстером, привлеченными щедрыми гонорарами. Ленин настаивал на том, что раз уж они приезжают, то пусть проверят не только его, но и других. «В список этот очевидно должны будут войти товарищи Чичерин, Осинский, Троцкий, Каменев, Сталин, Брюханов и несомненно целый ряд других»2435. Так и поступили.

25 марта Ленин вернулся из Корзинкино в Кремль, где его и осмотрели немецкие врачи. Мария Ильинична свидетельствовала, что они «не нашли, как и русские врачи, у ВИ ничего, кроме сильного переутомления. Они констатировали “возбудимость и слабость нервной системы, проявляющуюся в головных болях, бессоннице, легкой физической и умственной утомляемости и склонности к ипохондрическому настроению…” Ферстер и Клемперер предписали ВИ длительный отдых (месяца три) вне Москвы, временное удаление от всяких дел»2436. Рекомендовали горы, но не выше 700–1000 метров.

Пока же Ленин все-таки нашел в себе силы заняться работами XI съезда партии. В Корзинкине Ленин готовил доклад на съезд. Переделывал и переписывал его 4 раза. Однако не был уверен, что у него хватит сил выступить. Вечером 21 марта он послал телефонограмму Каменеву: «Я сегодня чувствовал себя значительно лучше обычного и потому мог систематически подобрать и рассмотреть весь материал к моему докладу. Вывод получается тот, что материал этот непомерно скуден. Поэтому прошу Вас освободить для себя вечер завтра полностью, чтобы иметь по крайней мере один свободный час для подготовки Вашего дополнительного доклада на ту тему, о которой мы говорили».

Так он и сделал, направив план доклада для его утверждения на пленуме ЦК: «Если потребуется моя явка на пленум для объяснений по поводу нижеприведенного плана доклада, я безусловно могу явиться и явлюсь часа через 2–3 после вызова». Ленин просил «пленум ЦК назначить дополнительного докладчика от ЦК, ибо мой доклад слишком общ, затем я не абсолютно уверен, что смогу его сделать, а главное – от текущей работы Политбюро уже месяцами отстал». Пленум ЦК 25 марта одобрил план доклада и утвердил – на всякий случай – дополнительным докладчиком по политическому отчету Каменева. Но запасной докладчик не потребовался.

Появившись в Москве уже на следующий день, Ленин возмущался решением прошедшего накануне пленума, установившего слишком маленький кандидатский стаж при приеме в партию. И делал вывод о необходимости крепить элитное единство: «Если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то во всяком случае ослаблен настолько, что решение будет уже зависеть не от него»2437.

В Москву съезжались делегаты XI съезда. Рассказывал Митрофанов, в то время работавший секретарем Нижегородского губкома РКСМ. Селили в 3 Дом Советов (сейчас там, на Делегатской, Музей декоративно-прикладного искусства). «После санобработки (борьба со злейшим врагом революции – сыпным тифом – все еще продолжалась) мы разместились в общежитии. В отведенной нам комнате стояло примерно 50 железных кроватей. Мандатная комиссия съезда работала здесь же, и примерно через час мы получили делегатские билеты, а вместе с ними и карточки на трехразовое питание в столовой, помещавшейся в нижнем этаже общежития… Трамваи в Москве весной 1922 года ходили плохо. Поэтому на заседания съезда в Кремль мы обычно отправлялись пешком, по Петровке. Пройдя в Кремль через Спасские ворота узкой тропкой, протоптанной в снежных сугробах мимо низких келий древнего Чудова монастыря, мы попадали в здание Совнаркома, в Свердловский зал, где проходила работа съезда. Регламент работы съезда был весьма напряженным: заседания начинались в 10 часов утра и продолжались до 10 часов вечера с перерывом с 3 до 6 часов дня».

На XI съезде партии Ленин – 27 марта – последний раз делал политический отчет ЦК. «ВИ быстро вышел из-за стола президиума, держа в руке несколько исписанных листков – план доклада, утвержденный ЦК. Как только овации стихли, он спокойно начал доклад, продолжавшийся около двух часов. Перед Лениным не было трибуны. Он стоял перед делегатами на сцене и говорил совершенно свободно, лишь изредка заглядывал в конспект»2438. Готового текста явно не было. Речь крайне путаная, со множеством повторов, нервная. Выловим смыслы. Вновь начал с Генуи:

– Понятно, что в Геную мы идем не как коммунисты, а как купцы.

О достижениях говорил весьма скупо:

– Если какое-нибудь крупное, серьезное и неотъемлемое завоевание мы за этот год сделали (это еще не так для меня несомненно), то только в том, чтобы научиться чему-нибудь из начала этой новой экономической политики.

Объявил, что назовет три важнейших урока и компонента нэпа:

– Во-первых, прежде всего важна нам новая экономическая политика как проверка того, что мы действительно достигаем смычки с крестьянской экономикой… Второй, более частный, урок – это проверка соревнованием государственных и капиталистических предприятий… Вот первый урок, первая главная часть политического доклада ЦК. Мы хозяйничать не умеем. Это за год доказано… К сожалению, по ряду причин, в значительной степени по болезни, этой части доклада я не мог разработать и только должен ограничиться выражением своего убеждения, основанного на наблюдении того, что происходит.

Далее Ленин жестко громил коммунистов за неумение работать:

– Везде в государственных трестах и смешанных обществах ответственные и лучшие коммунисты, – толку от этого нет никакого, потому что они не умеют хозяйничать и в этом смысле они хуже рядового капиталистического приказчика, прошедшего школу крупной фабрики и крупной фирмы.

Затем вспомнил, что не назвал третий урок.

– А третий, дополнительный, это по вопросу о государственном капитализме. Жаль, что на съезде нет тов. Бухарина, хотелось бы мне с ним немного поспорить, но лучше отложу до следующего съезда… Мы впадаем в интеллигентщину, в либерализм, мудрим насчет того, как понимать государственный капитализм и заглядываем в старые книги… Государственный капитализм, это тот капитализм, который мы сумеем ограничить, пределы которого мы сумеем установить, этот государственный капитализм связан с государством, а государство это – рабочие, это – передовая часть рабочих, это – авангард, это – мы.