Черная кровь ноября - Яна Витт

на пальцы и старалась не смотреть на Алексея. Озиралась по сторонам, но обстановка отпечатывалась в голове вспышками. Вспышка – телевизор на стене. Стеклянный стол в кухонной зоне с отколотым углом. Погремушка на полу. Интересно.

Вспышка – яркие томики фантастики в книжном шкафу.

– Хорошо, – сказал Алексей минуты через три. – Я дам тебе деньги, даже в два раза больше. Только ты напишешь расписку с условием вернуть не позже, чем через пять лет. Я тебе верю.

– Спасибо! – Кристина вскочила, чтобы… обнять? Она растерялась и опять села на диван.

Алексей удивился.

– Не торопись. И еще. Я устрою тебя на работу – с хорошей зарплатой и возможностью учиться. Но на вечернем. Это чуть снизит твои притязания… хотя, помню, у тебя их практически не было, значит, и снижать нечего.

– Вы… Ты… Спасибо! – Кристина чуть не плакала. О таком она бы и не смогла попросить.

Будь у нее постоянная работа, раздобыла бы сумму сама. А теперь она все сможет.

Но… только бы Алексей не выдвинул еще какого-нибудь условия. Неявного.

Вот чего она по-настоящему боялась. Но была готова к подобному раскладу.

Алексей ничего на этот счет не сказал. Усадил ее за отколотый стол, продиктовал текст расписки. Научил не ставить подпись, пока не увидит деньги. И сразу же перечислил на ее банковский счет всю сумму.

И даже после ни на что не намекал. Предложил выпить чаю и поболтать. Раз у них не получилось свидания, они ведь могут пообщаться как друзья?

– Расскажи о себе, – предложил он. Точнее, почти потребовал. Но он всегда говорил с нажимом в голосе. – Чем интересуешься, чем занимаешься целыми днями, что любишь, что ненавидишь. Какие сны снятся.

Про сны прозвучало странно, но в остальном Кристина с готовностью отчиталась. Призналась, как любит Англию и все, с ней связанное. Как с детства учила язык – и обрадовалась поездке. Почему-то перескочила на школьный лагерь, в котором была в прошлом году, и поведала, как сочиняла и тут же выкладывала всякие истории в тихий час.

И про Варю упомянула, как они дружат. Про мальчишек.

Она не знала, что ему может быть интересно, и металась с темы на тему, но Алексей подливал еще чая из френч-пресса, кивал и курил.

– У меня все, – наконец иссякла Кристина. – Не представляю, что еще сказать. Уже нет ничего интересного или особенного. – Ей хотелось вернуться домой и успокоить маму, но она не смела завершить визит.

– Да и я думаю – что же в тебе особенного… – пробурчал Алексей. – И не понимаю…

– Что? – Кристина испугалась его тона – немного угрожающего.

– Нет, ничего, не обращай внимания. Ты устала, наверное? Вызвать тебе такси?

– Я доеду, я в порядке! – Кристина кинулась в прихожую как-то неприлично быстро, но он ведь должен догадаться – почему!

На улице долго дышала, словно пробежала как минимум полумарафон, и никак не могла прийти в себя.

Теперь все должно быть хорошо. Правда?

А затем почему-то перестала торопиться, будто главным стало – вырваться от Алексея, и медленно брела по улицам домой, начисто забыв о метро и автобусах.

29. Ирн

– Господин президент! Вас спрашивает странный человек, говорит, он ваш лучший друг и… Вот и он.

– Какая чушь, у меня нет дру… – Президент обернулся и встретился взглядом с зелеными кошачьими глазами.

Он терпеть не мог кошек. Да и откуда у него могут быть зеленоглазые друзья с длинными светлыми волосами, гибкие, как ива, жестокие, как осока, режущая руки того, кто цепляется за нее, пытаясь не утонуть в болоте, которое сию секунду притворялось полянкой…

– Что за чушь, как вы могли забыть моего друга! – поправился президент. – Я что, не давал указаний пускать его днем и ночью?!

– Но вы… – Впрочем, фраза осталась незавершенной: те, кто знал характер президента, уже утянули говорящего за дверь.

Лучший друг обогнул письменный стол и подошел к окну. Уперся пальцами в холодный мраморный подоконник и посмотрел в засвеченное огнями небо над городом.

– Я в одиночку не успею, – тоскливо сказал он, словно продолжая состоявшийся когда-то диалог. – Нужно объявить диспансеризацию по всей стране. Запиши.

– Зачем? – удивился президент. В виске толкнулась жилка, послав луч боли, обежавший череп по кругу и снова толкнувшийся в висок. Непонятно, с какой стати ему сейчас с этим возиться. У него другие интересы.

– Проверить людей на маркеры в крови. – Лучший друг вернулся к столу, взял первый попавшийся листок и записал несколько букв и цифр. – И смотреть радужку. Срочно.

– Для чего? – Президент почувствовал, как боль в голове усилилась. Все вокруг подернулось аквамариновой дымкой, будто он находился под водой. Не хотелось ничего делать для лучшего друга. Но и медлить нельзя.

– Да хватит сопротивляться! – раздраженно заявил тот. – Интересно, откуда у тебя такая защита…

Президент потер виски. Сквозь мигрень было невозможно думать.

– Когда по всей стране для твоих извращенных игр искали девушку именно с пшеничными волосами и вводили обязательные обследования для студенток, ты не возражал!

– Откуда тебе известно?! – взвизгнул президент. Логика говорила, что лучшим друзьям такое не рассказывают. Но в голове билась птицей боль, и дальше думать он не мог.

– Об этом каждый наслышан, – пожал плечами зеленоглазый… друг. – Ладно, хватит.

Президент достал чистый лист бумаги, аккуратно скопировал буквы и цифры с указа, испорченного лучшим другом. Подписал, поставил печать, хотя последнее было уже лишним, и отложил в стопку неукоснительных для исполнения директив.

Боль схлынула, словно ее и не было. А того, кто сидел на подоконнике, опираясь подбородком на колено, он видел впервые.

Президент потянулся к кнопке, чтобы позвать охрану, но незнакомец его опередил:

– Забавно будет знаешь что? – Он легко спрыгнул с подоконника, прошел в спальню за кабинетом, где среди смятых простыней лежала замученная израненная девушка, коснулся ее лба и поменял души местами.

* * *

– Что вы себе позволяете, здесь парламент!

– Твою мать… а вот и нет! – хором отозвались четыре предыдущих оруна, которые тоже начинали с «здесь же парламент», а сейчас стояли без штанов перед трибуной и время от времени выкрикивали что-нибудь непристойное. Но не они беспокоили входящих, а странный человек в темных очках, который сидел, задрав ноги на кресла впереди, и голосовал против каждого вносимого закона. В одной руке у него была бутылка шампанского, в другой – бенгальский огонь, который и не думал потухать.

– Раздевайся! – крикнул он шестидесятилетней избраннице, о которой за годы ее присутствия здесь никто так и не удосужился прочитать даже статью в Интернете.

Она замерла, глядя в сияющие зеленью