Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера

Позже я втайне попыталась провести эксперимент и смазала своей кровью царапину на руке брата, когда тот поранился, случайно упав – он в то время был еще мал и ничего не понял. Вот и все…

А несколько лет спустя один из друзей Лотара сломал ногу: в шахте, где он работал, произошел несчастный случай. Хальфдан знал мой секрет и попросил помочь – вдруг да получится. Несмотря на то что пострадавший был мне незнаком, я приложила все силы, чтобы его вылечить. И вопреки логике, наперекор всем известным человечеству законам природы, мне удалось вылечить серьезный перелом, спаять раздробленные кости и восстановить поврежденные мышцы, просто полив их своей кровью.

Девочка так близко подошла к незримой черте, отделяющей мир живых от мира мертвых, что моя сила все никак не начинала действовать. Мало-помалу силы меня покидали. Похоже, процесс стремительно меня ослаблял. Голова вдруг закружилась, и пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не рухнуть на пол.

И все же я держалась и терпела.

Наконец, спустя десять минут усилий из горла ребенка вырвалось душераздирающее рыдание. Малышка забилась в моих руках, пытаясь вырваться.

– Все скоро закончится, – прошептала я, как могла мягко. – Осталось совсем немного, и, обещаю, тебе станет лучше.

Я удерживала девочку, пока болезненные спазмы не перестали сотрясать ее тело, после чего опустила малышку на одеяло и сняла повязку с ее глаз. Погладила по голове своими металлическими пальцами.

– Все хорошо. Все закончилось.

Я тут же поняла, что это неправда: мучения этого ребенка только начинаются…

Она села, болезненно морщась, и стала рассматривать свои новые руки и ноги, причем на ее лице любопытство мешалось с испугом.

– Постепенно ты привыкнешь, вот увидишь, – солгала я, взмахивая у нее перед носом собственной металлической рукой. Для наглядности я пошевелила искусственными пальцами.

– Так, значит, я теперь… стала Залатанной? – пролепетала девочка дрожащим голосом. – Все будут меня ненавидеть. Я стала чудовищем…

По ее щекам скатились две крупные слезы. Я молча смотрела на бедняжку и не могла найти слов утешения – просто не знала, что сказать.

Вдруг дверь распахнулась и в подвал быстрым шагом вошла весталка, неся на руках мальчика лет двенадцати – того самого, рядом с которым сидела чуть ранее. Женщина подошла ко мне – ее явно не удивило, что девочка, еще недавно умирающая, теперь жива и почти здорова, сидит и разговаривает.

– Ты стала сильнее, Вильма, только и всего, – сурово отрезала жрица, глядя на плачущую девочку.

Чужестранка бережно положила передо мной свою ношу и протянула руку Вильме. Девочка судорожно вцепилась в протянутую ладонь и с трудом поднялась на свои новые ноги: она едва-едва держала равновесие, еще не привыкла к механическим частям тела.

– Пожалуйста, займись Лорианом, – обратилась ко мне весталка, часто моргая. Очевидно, состояние ребенка тревожило ее сильнее, чем она готова была показать. – Боюсь, лихорадка убьет его быстрее, чем всех остальных.

Действительно, лицо мальчика покрывали бисеринки пота, а кожа стала желтоватой, словно воск. Веки его непрестанно подрагивали, он что-то несвязно бормотал в бреду, дергая головой из стороны в сторону.

Не раздумывая ни секунды, я ответила:

– Да, конечно.

Кровь на моей ладони еще не успела засохнуть. Я потянулась было к мальчику, чтобы применить свои способности, но потом замерла, спохватившись: что, если посторонние узнают мой секрет?

– Это место защищено плотным слоем тумана, – заявила чужестранка с уверенностью, от которой мне стало не по себе. – Ни одна мысль собравшихся под этой крышей людей не просочится наружу. Что бы ни случилось, воспоминания об этом вечере останутся не замеченными Орионом – их скроет туманная завеса.

Я нахмурилась: слова незнакомки показались мне неправдоподобными.

Эта женщина явилась словно из ниоткуда, однако все вокруг, казалось, готовы были закрыть глаза на присутствие в доме чужачки. Возможно, это объяснялось отчаянным положением, в котором мы оказались, и всеобщим смятением. Что же до меня, я не верила в подобные совпадения: эта особа появилась в городе и сорвала один из наших плакатов, а на следующий день перед Собором произошла трагедия. Я просто не могла делать вид, что ничего не случилось.

– Да кто вы вообще такая? – огрызнулась я гораздо резче, чем намеревалась. – И почему вы здесь? Какое вы имеете отношение ко всему этому?

Женщина подошла к двери и, не оборачиваясь, проговорила:

– Я всего лишь орудие в тысячелетней войне и голос сущности, слишком долго вынужденной безмолвствовать. Я принесла сюда искалеченных детей, так как знала, что ты тоже придешь, ибо лишь ты способна облегчить их страдания. Я несу на своих плечах груз ужасной ответственности, однако не отказываюсь от нее, а делаю, что могу. Ноша моя огромна, Сефиза, но твоя будет не легче.

Произнеся эти загадочные слова, весталка вышла из подвала, уведя с собой малышку Вильму, которая, по крайней мере, теперь выглядела бодрее и не страдала от сильной боли.

Я опять постаралась отрешиться от всех вопросов, сомнений и опасений и сосредоточилась на стоящей передо мной задаче. Быстро склонилась к лежащему у моих ног мальчику и завязала ему глаза шейным платком, тем же, которым незадолго до этого прикрывала глаза девочке. И вновь я порезала себе руку и стала делиться с ребенком своей силой. И снова почувствовала, как накатывает слабость, как моя энергия поглощается сверхъестественным злом, с которым мне приходилось бороться.

Позаботившись обо всех находившихся в подвале детях и проигнорировав многочисленные вопросы двух лекарей – их до глубины души потрясло чудесное улучшение состояния маленьких пациентов – я, с трудом волоча ноги от усталости, вернулась на первый этаж. Я чувствовала себя совершенно опустошенной и вымотанной. К несчастью, шок и глубокое душевное потрясение не поддавались лечению, но я могла облегчить страдания раненых, жизнь которых не висела на волоске. Я понимала, как им сейчас тяжело, и хотела любой ценой уменьшить их боль.

Хальфдан и Лотар до сих пор не вернулись. Поспрашивав нескольких собравшихся в кузнице горожан, я узнала, что вместе с моими друзьями ушли еще трое мужчин, пожелавших присоединиться к этой безумной вылазке.

Я не знала никого из тех людей, кто решил оказать помощь и позаботиться об искалеченных сиротах. Некоторые жили в нашем квартале, другие случайно оказались поблизости, когда загадочная незнакомка стала просить прохожих помочь перенести раненых детей – ведь их просто оставили в центре соседней улицы. Другие услышали от знакомых о чудовищной расправе над беспризорниками и пришли предложить свои услуги, как, например, эти двое целителей. Все выглядели изможденными и сбитыми с толку, однако объединились ради общей цели: спасти детей и сделать все возможное, чтобы облегчить страдания несчастных.

Никто не отваживался произнести это вслух, но одно было очевидно: люди считали, что император зашел слишком далеко. После утренней экзекуции надежда в людях угасла, задушенная ужасом и скорбью, зато безжалостная расправа над невинными беспомощными детьми возымела обратный эффект, пробудив гнев в сердцах горожан, которые, движимые добротой, собрались в этих стенах. Пусть даже это была всего лишь маленькая искорка, и все же она подожгла фитиль, и я видела, как во взглядах окружающих горит пламя негодования.