Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера

– Лотар знает, зачем эта женщина забрала твой рисунок?

Хальфдан покосился на меня и пожал плечами.

– Не думаю. Отец ничего мне толком не сказал. Он запаниковал, поняв, что именно та женщина держит в руках.

Я уже собиралась задать новый вопрос, как вдруг заметила, как какой-то человек трет стену дома щеткой, возле его ног стоял таз с грязной водой. Рядом какая-то женщина, наверное, жена, пыталась собственным телом загородить расплывающееся на стальной стене темное пятно. Чуть дальше я увидела булочницу: она тоже ожесточенно скребла стену пекарни, пытаясь отмыть сделанный черной краской рисунок. Бедняжка беззвучно рыдала и тряслась всем телом – очевидно, от ужаса она совсем потеряла голову.

Через несколько минут туман рассеялся, лишь по земле стелились похожие на серый дым клочья, а пепел с неба почти перестал падать.

– Да что тут происходит-то? – пробормотал друг, подозрительно оглядываясь по сторонам.

И тут до меня дошло…

– Смотри! – свистящим шепотом выдохнула я, указывая на здание прямо перед нами.

В нескольких метрах от того места, где мы стояли, на фасаде гостиницы темнел грубо намалеванный рисунок матери Хальфдана. На углу улицы, на ставнях жилого дома, красовалось еще одно граффити. С полдюжины человек стояли и таращились на пятый рисунок, сделанный на навесе торгового прилавка, который накануне не сложили.

– Это не я, клянусь, – тут же заявил Хальфдан, торопясь оправдаться.

– И не я, – , в свою очередь, заверила я его.

Повсюду люди выскакивали из своих жилищ на улицу, как были, в тапочках и ночных сорочках и торопились стереть оставленные неведомыми правонарушителями картины. Я терялась в догадках: кто же устроил все это? Новые рисунки были намного больше наших плакатов – очевидно, таинственные художники мыслили гораздо шире нас с Хальфданом, и я пожалела, что мне не хватило смелости действовать так же накануне, когда у меня была такая возможность.

Сейчас всего семь тридцать утра, а все горожане уже вышли на улицу: одни лихорадочно терли стены, другие, замерев на месте, потрясенно рассматривали рисунки.

– Это сделали беспризорники, – сказал какой-то человек в робе рабочего. Он со своими товарищами мыл одну из стен, когда мы проходили мимо. – Я слышал, как ночью они бегали туда-сюда и хихикали, словно сумасшедшие.

– Дети никогда бы такого не сотворили, – возразил другой рабочий. – Это спланированная акция – только посмотрите, сколько они нарисовали за ночь! Ни за что не поверю, что преступники – это бедные бездомные сироты.

Хальфдан ускорил шаг, явно чувствуя себя не в своей тарелке, и я тоже пошла быстрее, чтобы не отставать.

– Просто безумие, – пробормотал друг. В его голосе слышались тревога и недоумение. – Полное безумие…

– Все будет хорошо. – Я пыталась успокоить приятеля, хотя сама не очень-то в это верила. – Помни, император не может осудить весь город… Он не накажет целый народ из-за нескольких корявых рисунков…

Мы с Хальфданом пришли в самое сердце города. Люди на улицах глядели вокруг затравленно и испуганно. Я чувствовала, как страх подступает к горлу. Повсюду, где мы проходили, на стенах темнело бессчетное количество рисунков, так что, в конечном итоге, в городе не осталось ни одного человека, не видевшего их.

Наша вчерашняя попытка достучаться до людей наконец принесла свои плоды… вот только сами мы потерпели неудачу. Кто-то взял нашу идею на вооружение и трансформировал ее, превратив в нечто совершенно иное.

Ибо теперь это уже не был простой вопрос, обращенный к тем, кто мог случайно увидеть наши плакаты, размещенные в определенных местах. Нет, теперь, с учетом колоссального размаха, этот манифест был обращен ко всему населению города, а также стал прямым вызовом богам.

Через два дня на Дереве повиснет множество казнимых. Несомненно, на этот раз жертвами Тени станут жители Стального города, а не какого-то далекого города Пепельной Луны.

Мы уже подошли к пешеходным мосткам, ведущим к Академии, как вдруг пальцы Хальфдана коснулись моих, а потом он и вовсе взял меня за руку и сжал кисть во влажной от страха ладони. Я остановилась и посмотрела на друга, слегка сбитая с толку таким открытым проявлением чувств.

Хальфдан поднес мою руку к губам и легко поцеловал костяшки пальцев.

– Что бы ни случилось, окажемся ли мы в черном списке или нет, знай: я не позволю им тебя забрать, – горячо пообещал он. – Я тебя люблю, Сефиза. Кажется, я всегда тебя любил.

Наверное, я годами мечтала услышать такие слова, просто никогда не отваживалась признаться в этом даже самой себе.

Я погладила Хальфдана по щеке, и этот жест показался мне настолько простым и естественным, что я окончательно смутилась.

– Я тоже буду сражаться за тебя, если придется, – заявила я. – Неважно, что произойдет дальше, я не стану стоять в стороне, как стояла в день, когда Тень явился за моей семьей.

Конечно, эта битва заранее обречена на поражение, но без борьбы мы не сдадимся. Дерево нас не получит, ни один из нас не допустит, чтобы другого постигла подобная участь. Мы поклялись в этом друг другу.

Хальфдан медленно наклонился ко мне, и на этот раз я постаралась полностью сосредоточиться на поцелуе…

– А, привет, старик! – прокричал Андерс, один из приятелей Хальфдана, подскакивая к нам. Поцелуй не состоялся. – На твоем месте я был бы осторожен. Сейчас неподходящее время, чтобы целоваться с Залатанной, если хочешь знать мое мнение.

Он ткнул пальцем в сторону Собора Вечности.

Мне хотелось, чтобы Хальфдан велел наглецу убираться куда подальше, однако я тоже онемела от изумления, увидев вдалеке Тень в зловещих черных доспехах, – он стоял перед монументальными дверями дворца, а по обеим сторонам от него как обычно выстроились легионеры.

На миг меня обожгла огненная ненависть, сразу же сменившаяся надеждой, в голове мелькнула отчаянная мысль: а вдруг среди этих солдат находится мой брат, которого я так давно потеряла… Затем я заметила, как лазурно-голубые глаза Хальфдана темнеют от ужаса, а потом он склонил голову. Я проследила за его взглядом, и мне на плечи вдруг обрушилась свинцовая тяжесть.

На одном из балконов, за резной каменной балюстрадой, покоящейся на головах огромных статуй-олицетворений неведомых существ стоял бог-император.

Божества жили в Соборе уединенно и лишь изредка показывались в окнах и на нижних этажах. До сих пор мне только пару раз довелось увидеть Ориона, да и то мельком, в полумраке дворцового зала. Никогда еще бог богов не удосуживался спуститься на один из нижних этажей. Никогда еще он не появлялся на балконе, на свету, никогда не подходил так близко к балюстраде, никогда не даровал толпе столь огромную привилегию лицезреть его.

Бог-император был одет в широкий белый плащ, декорированный пурпурными фестонами, огромные опаловые крылья трепетали, развернутые у него за спиной, а руки с длинными когтями небрежно покоились на мраморном поручне балюстрады. Голову его венчала грандиозная корона, сделанная из камня и золота. Казалось, бог просто вышел на балкон и спокойно наблюдает за своими подданными.