Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера

Я поднялась по лестнице, неся на руках последнего изувеченного ребенка, и оставила его на первом этаже, рядом с другими сиротами – там его ждала устроенная на скорую руку кровать. Одна из женщин – если память мне не изменяла, ее звали Алрун – поспешно подошла ко мне и поскорее забрала ребенка, и очень вовремя, а то я уже боялась, что уроню его.

Я привалилась к стене, дабы не упасть, и пробормотала:

– Спасибо…

От усталости у меня подкашивались ноги. Унимая боль детей и впитывая исходящие от них страдания, я совершенно обессилела.

– Иди отдохни, я за ними присмотрю, – ответила женщина и благодарно мне улыбнулась.

Неслыханная демонстрация дружелюбия по отношению к жалкой Залатанной вроде меня. Я кивнула, потом, с трудом преодолев последние ступеньки, вышла в коридор и вслед за Алрун поплелась в кабинет – не самую просторную, зато определенно самую удобную комнату в доме – туда набились все пришедшие сегодня в кузницу люди. Едва держась на ногах от изнеможения, я прислонилась к дверному косяку, как вдруг заметила, что взгляды всех присутствующих устремлены на меня.

Они все знают…

Я сделала слишком много. Не приняла должных мер предосторожности, поддавшись порыву и настоятельной необходимости действовать быстро. От усталости я утратила бдительность. Отныне всем очевидно, что именно я причина внезапного, необъяснимого улучшения, которое демонстрировали маленькие пострадавшие.

Мой секрет перестал быть таковым.

Однако во взглядах окружающих я видела не только любопытство, но еще и уважение, признание моей заслуги. А еще в глазах горожан блестел странный огонек, нечто, очень похожее на проблеск надежды.

Я так и не смогла решить, совершила ли ошибку, столь явно открывшись этим людям, или все-таки поступила правильно.

Снаружи донесся какой-то шум, вырвав меня из тяжких раздумий. Забыв об усталости, я выскочила из кабинета, пробежала по коридору и влетела в прихожую; меня терзали страшные предчувствия, так что сводило живот. Не раздумывая, я распахнула дверь и оказалась нос к носу с Лотаром. Кузнец тяжело, хрипло дышал, очевидно, запыхался. На щеке у него алел кровавый след, а на плече он с трудом удерживал чье-то обмякшее тело.

У меня ушла секунда на то, чтобы понять – это был Хальфдан.

Лотар опрометью ворвался внутрь и крикнул:

– Скорее закрывай дверь! Нельзя, чтобы он нас тут обнаружил!

Улица казалась совершенно пустынной, но я немедленно повиновалась, не пытаясь разглядеть что-то в ночной мгле, затянутой к тому же плотной пеленой тумана. Затем я упала на колени рядом с Хальфданом – Лотар уложил сына на пол, потому что больше не мог удерживать на весу.

– Во имя богов, это невозможно! – воскликнула я, увидев, в каком состоянии находится мой друг.

Из горла у меня вырвалось рыдание.

Хальфдан лежал, закрыв глаза – он пребывал в глубоком обмороке. Весь его камзол пропитался кровью, воротник был порван, обнажая грудь: от основания шеи через весь торс протянулась глубокая рана.

Казалось, мир закачался у меня под ногами…

– Все остальные… мертвы… – задыхаясь, проговорил Лотар.

Он привалился к стене, запрокинул голову и осел на вымощенный плиткой пол. По его испачканным кровью щекам покатились слезы.

– Скажи, что ты можешь спасти моего сына, Сефиза, умоляю. Скажи, что ты его исцелишь…

Меня не нужно было долго упрашивать: я уже впилась ногтями себе в руку, безжалостно раздирая кожу, и из-под моих пальцев полилась багряная жидкость. Затем – уже нисколько не заботясь о том, что меня могут увидеть за этим занятием, ведь народ повалил из кабинета в коридор – я приложила ладонь к ране друга.

В тот же миг меня пронзила ослепительная боль, которая поднялась от пальцев до самой груди и стала жечь невидимым, сокрушительным огнем, грозя поглотить меня всю без остатка. С моих губ сорвался глухой стон, я задрожала всем телом под непривычным воздействием вливавшегося в меня зла.

Я крепко зажмурилась и сосредоточилась.

Усталость отступила, просто перестала иметь значение. Я почти не слышала вопросов, которыми засыпали меня и Лотара столпившиеся вокруг люди. Я полностью отрезала себя от мира и осталась лицом к лицу со смертью, ожесточенно пытавшейся забрать у меня друга. Сейчас для меня была важна лишь эта схватка, и я намеревалась выиграть любой ценой. Вернуть Хальфдана в мир живых, чего бы мне это ни стоило.

Прошла, кажется, вечность, а потом вокруг раздались изумленные восклицания. Лишь тогда я позволила себе открыть глаза.

Грудь Хальфдана была залита его и моей кровью, но страшная рана полностью затянулась, и кожа в этом месте снова стала гладкой, хотя еще несколько минут назад там зиял глубокий порез.

Лотар усталым жестом вытер лицо и вздохнул с облегчением.

– Я толком не понял, что произошло на самом деле, – пояснил он наконец, обращаясь к собравшимся. – Все произошло так быстро, а вокруг было так темно… Тень пролетал над нами на своем отвратительном железном драконе, как вдруг мы услышали топот детских ног – это беспризорники убегали за угол на перекрестке Трех ключей. Мой сын, горячая голова, не придумал ничего лучше, как метнуть один из своих мечей в воздух. Удар оказался настолько точным и сильным, что меч поразил чудовище, и оно вместе со всадником упало метрах в пятнадцати от нас. Хальфдан решил, что выдался удачный момент, и не слушал наших возражений. Тень был один, возможно, ранен, и Хальфдан на него напал. Тогда-то все и полетело в тартарары. Мы все с криками бросились за Хальфданом, завязался бой. Я парировал удары и нападал, но даже впятером мы не смогли взять верх над Тенью. В полумраке я видел, как наши товарищи один за другим падают на мостовую, разрубленные на части. Я схватил раненого сына и побежал без оглядки через весь город, так быстро, как только мог.

«Будь ты проклят, Тень!» – повторила я про себя, не отнимая руки от торса Хальфдана. Грудь друга медленно поднималась и опускалась под моей ладонью, и я чувствовала себя увереннее, зная, что он дышит.

Мало-помалу до меня дошло, что что-то не так.

Разве Хальфдан не должен был уже очнуться?

Рана ведь затянулась, моя сила подействовала. Однако глаза Хальфдана оставались закрытыми, его лицо походило на каменную маску, лишенную всякого выражения, его тело не двигалось. Мои виски сдавила ноющая боль, усиливающаяся тем больше, чем дольше я касалась кожи Хальфдана.

Проклятье, почему же он не приходит в сознание?

Сдавленно вскрикнув от страха и боли, я попыталась сильнее расцарапать внутреннюю сторону запястья, чтобы кровь текла быстрее.

– Просыпайся, слышишь меня?! – жалобно простонала я, тряся друга. – Дан, хватит придуриваться, вставай!

Но Хальфдан вовсе не валял дурака, и в глубине души я это знала.